Фёдор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В эти же дни печальная весть настигла многомиллионную армию футбольных болельщиков Советского Союза: на закрытом заседании исполкома ФИФА во Франкфурте-на-Майне 13 голосами против 5 у советской сборной отняли последний шанс — запретили проводить ответный отборочный матч с командой Чили в третьей стране. В итоге перед нами поставили дилемму: либо ехать в охваченный смутой Сантьяго, либо отказаться от игры и получить поражение. Наши функционеры выберут последнее, из-за чего советская сборная не попадет на очередной чемпионат мира.

Тем временем известный кинорежиссер Владимир Мотыль (один из авторов бессмертного кинохита "Белое солнце пустыни"), который на "Ленфильме" приступил к съемкам фильма о декабристах "Звезда пленительного счастья" (съемки начались 28 декабря 1973 года), столкнулся с первой серьезной трудностью — один из актеров сорвал ему съемку. Этим актером был Олег Стриженов, который 4 января должен был сниматься в роли Сергея Волконского в эпизоде "кабинет Раевского". С утра все было готово к съемкам, собралась вся группа, и только Стриженова не было. Отправили на его поиски помрежа. Тот выяснил, что столичный актер находится еще в гостинице и обещает прибыть чуть позже. Делать нечего — стали ждать. Но, когда Стриженов все-таки объявился, ставить его перед камерой было невозможно — он был нетрезв. Мотыль отменил съемку и написал на нерадивого актера докладную. Руководство студии отреагировало на нее весьма жестко — расторгло договор со Стриженовым. Начались лихорадочные поиски другого актера. Им станет Михаил Козаков, которого тоже снимут с роли, но об этом я расскажу в свое время. А пока продолжим знакомство с событиями января 74-го.

6 января в ЦК КПСС поступило письмо от некоего гражданина, который предупреждал, что против генсека Брежнева готовится заговор. Стоит отметить, что такие письма в те годы периодически приходили наверх, однако авторы большинства из них не выдерживали проверки на вменяемость. Но этот оказался отнюдь не шизиком. В его письме упоминалось, что ядро заговорщиков базируется в Алма-Ате, что они усиленно готовят покушение на генсека. В столицу Казахстана была немедленно выслана группа чекистов, которые занялись проверкой послания. О деятельности этой группы нет никаких достоверных сведений, только косвенные. Например, известно, что в январе 74-го в журнале "Простор", выпускаемом в Алма-Ате, началась публикация романа У. Форсайта "День Шакала", в котором описывались методы покушений оасовцев на глав государств. Цитирую: "…на винтовке будет стоять глушитель, никто не услышит выстрела… Даже если первая пуля попадет в висок… надо иметь в запасе минимум несколько секунд и успеть скрыться, прежде чем заметят, с какой стороны стреляли… Лучше запастись разрывными пулями… С глицерином или ртутью?.. Пожалуй, с ртутью. Гораздо аккуратней получается… при стрельбе по неподвижной живой мишени со ста тридцати метров… Имея оптический прицел, можно не беспокоиться…" и т. д.

"Простор" успел опубликовать только начало знаменитого романа, после чего его публикация была прекращена по приказу из Москвы. Говорят, инициаторами запрета стали те чекисты, которые искали в Алма-Ате заговорщиков.

В понедельник, 7 января, Иосиф Кобзон забрал из 23-го роддома Москвы свою жену Нелли и новорожденного сына Андрея. По этому случаю певец специально прилетел на один день с гастролей из Киева. В роддом он приехал не один, а в компании близких друзей — композиторов, артистов. На обратном пути случилась интересная история. Когда кавалькада машин ехала по Ленинскому проспекту, ее обогнал на своем красном "Пежо" Владимир Высоцкий и махнул рукой: дескать, остановитесь. В первом автомобиле сидел счастливый отец, который держал своего первенца на руках. Высоцкий спросил: "Твое?" — "Мое!" — ответил Кобзон. "Покажи!" И Кобзон откинул одеяльце с лица новорожденного. "Классный мужик! Поздравляю!" — расплылся в улыбке Высоцкий, пожал Кобзону руку и уехал. А Кобзон, обращаясь к сыну, произнес знаменательную фразу: "Ну, быть тебе, Андрей, либо талантливым, либо бандитом!" Сбылось первое пророчество.

Примерно в эти же часы 7 января на свое очередное заседание собралось высшее руководство страны — Политбюро ЦК КПСС. На повестке стоял один вопрос: роман Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". Как мы помним, пять дней назад КГБ распространил полную версию первого тома книги, и теперь предстояло определиться с судьбой ее автора. В ходе заседания высказывались разные предложения. Например, председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный предложил немедленно арестовать Солженицына и упечь его за решетку. Он заметил: почему в Китае можно публично казнить людей, а мы не можем держать в тюрьме такого врага, как Солженицын? Его поддержал Косыгин: "Нужно провести суд над Солженицыным и рассказать о нем, а отбывать наказание его можно сослать в Верхоянск, туда никто не поедет из зарубежных корреспондентов". Однако другая часть Политбюро высказалась менее жестко и настаивала на высылке Солженицына в одну из социалистических стран, а если это не получится, то хотя бы в Ирак или Швейцарию. Шеф КГБ Юрий Андропов внес необходимые пояснения в последнее предложение, сообщив, что соцстраны уже высказались против высылки к ним крамольного писателя, а позиция Ирака и Швейцарии по этому поводу пока неизвестна. После этого слово вновь взял Подгорный и опять стал настаивать на аресте писателя: "Нам надо провести над Солженицыным суд. Если мы его вышлем, то этим покажем свою слабость… Нам нужно разоблачить Солженицына. Если мы его вышлем за границу, то он и там будет нам вредить…" К позиции Подгорного и Косыгина вскоре присоединился и министр иностранных дел Андрей Громыко. Он сказал, что "внутренний вариант был бы предпочтителен". В конце концов за судебный процесс высказался и сам генсек Леонид Брежнев, а также Александр Шелепин.

В итоге Политбюро приняло постановление "О мерах по пресечению антисоветской деятельности Солженицына А. И.", в котором проведение всех карательных мер, включая арест, проведение следствия и судебного процесса над писателем-правдолюбцем, было поручено КГБ (Андропов) и Прокуратуре СССР (Руденко). При этом оба шефа карающих органов не должны действовать немедленно, а сначала обязаны определить порядок и процедуру следствия, после чего внести свои предложения в ЦК КПСС и только после отмашки оттуда — действовать.

Стоит отметить, что Андропов крайне отрицательно отнесся к вердикту Политбюро. Он прекрасно понимал, что главные сторонники ареста Солженицына — Косыгин и Подгорный — таким способом пытаются убить сразу двух зайцев: и от Солженицына избавиться, и окончательно подорвать престиж Андропова на Западе. Ведь там из КГБ и без того сделали чуть ли не аналог фашистского гестапо, а в случае заключения в лагерь Солженицына и вовсе поставили бы между ними знак равенства. Но противники Андропова не учли в своих расчетах, что шеф КГБ знал об их замысле и готов был к принятию превентивных мер защиты.