Кнут Расмуссен - Великий санный путь

Всем нам не терпелось поскорее сняться с места, чтобы взяться за задачи, которые хотелось разрешить раньше, чем мы покинем Гудзонов залив. Одна только осталась у нас забота, мешавшая приступить к делу: Теркель Матиассен и Якоб Ольсен еще не вернулись с острова Саутгемптон, а до установления с ними связи невозможно было отправиться в дальнюю поездку. Различные наши планы были так тесно связаны между собой, что мы не могли обойтись без своих товарищей. Петер Фрейхен, Матиассен и Бангстед должны были отправиться на Баффинову Землю для продолжения работ, начатых последней зимой, а Биркет-Смит и я - проделать первую часть поездки на запад. И хотя остальные участники экспедиции, которым уж слишком долго приходилось ждать, могли, пожалуй, отправиться к местам своей работы немедленно, я все же был прикован к окрестностям Датского острова до тех пор, пока все наладится.

* * *

Рождество прошло у нас тихо: нам впервые серьезно недоставало отсутствующих товарищей, хотя мы и не могли особенно беспокоиться за их судьбу. Столовую нашу мы украсили двумя большими датскими флагами, а под потолком протянули шнуры с гирляндами, фунтиками и сердечками собственной работы.

Длинный стол накрыли белой скатертью, поставили несколько свечей; все было чисто и празднично. Затем мы собрались за столом поужинать по-праздничному вареной форелью и оленьим жарким.

Мы просили всех посторонних эскимосов, проживавших этой зимой в снежных хижинах в окрестностях нашей базы, оставить нас на этот единственный день в покое. Каждый ушел в себя и думал о своих близких. Говорили вечером немного, большинство из нас сидело, перечитывая старые письма, а уроженцы мыса Йорк завели граммофон и далеко за полночь слушали рождественские псалмы.

* * *

На другой же день Петер Фрейхен, сопровождаемый эскимосом по имени Йон-Элль и двумя другими с острова Саутгемптон, выехал в спасательную экспедицию. Но, к нашему разочарованию, дня через два они вернулись с вестью, что путь им перерезала большая полоса открытой воды. Стало быть, наши товарищи заставляли себя ждать просто потому, что дороги домой еще не было.

1 января отправлялась из Репалс-Бея зимняя почта, и нам пора было отсылать свою корреспонденцию. Кстати решили, что Петер Фрейхен, не дожидаясь больше Теркеля Ма-тиассена, доедет до Баффиновой Земли в сопровождении Хельге Бангстеда и гренландца Аркиока. Мне же сразу после Нового года предстояло отправиться в стойбище Ауа за кормом для собак, и Ауа, услужливый как всегда, отдал нам мясо четырех тюленей, то есть даже больше, чем могла свезти арктическая собачья упряжка в добавку к грузу, который мы брали с собой из своей штаб-квартиры.

Погода уже давно стояла очень ветреная, холодная, с температурой от -40 до -60°С, но 9 января 1923 года, когда Фрейхен с Бангстедом покидали мыс Элизабет, было тихо и ясно, а мороз не превышал -18°С. Нет ничего невиннее, приветливее такого многообещающего утра, когда природа отдыхает от бурь. Ничего так не забывается, как труды и невзгоды пройденного пути; невольно думается, что все дни предстоящего путешествия будут такими же солнечными и безветренными, так же хорош будет санный путь и так же весело будут лаять собаки. Сердечно распростились мы, старые товарищи, друг другом. Если все пойдет по плану, мы свидимся вновь лишь в Дании. Собаки рысью помчали по льду тяжело нагруженные сани.

* * *

13 января я вернулся на свою главную квартиру и немедленно взялся за разборку этнографических коллекций, часть которых надо было привести в порядок до того, как я распрощусь с Датским островом.

Лишь через две недели я смог отправиться в охотничью стоянку, около устья залива Лайон, в гости к старому своему другу Ауа для завершения этнографических исследований в этих местах. Но еще до этого, 18 января, я послал эскимоса Йона-Элль с двумя проводниками к Фрозен-Стрейт, чтобы при первой же возможности пробраться на остров Саутгемптон и отыскать там стоянку Теркеля Матиассена. Лед еще быстро дрейфовал, но все же крепчавший мороз мог одолеть течение, и санный путь должен был скоро установиться.

29 января выдался чудесный ясный морозный день, один из тех, когда человеку не сидится на месте, а так и тянет его из дому. По отличному крепкому снегу я пробежал уже полпути до залива Лайон, как вдруг увидел, что навстречу мне летят сани, запряженные крупными сильными собаками. Я приостановился и с минуту не верил собственным глазам. Это могли быть только наши сани. Они быстро приближались, и я разглядел нашего гренландца-вожатого, размахивавшего кнутом. На какие-нибудь предположения или догадки не хватило времени - мы вихрем неслись навстречу друг другу. На первых санях сидел Аркиок с Фрейхеном, несколько позади ехал Хельге Бангстед; из трех упряжек составлены были две. Мы остановились, и я сразу заметил, что у Фрейхена одна нога в высоких кожаных бинтах. Аркиок подбежал ко мне и коротко сообщил, что Фрейхен отморозил себе ногу.

Мы все были взволнованы таким свиданием, но немногословны. Тяжело человеку непреклонной воли видеть свои путевые планы отложенными в дальний ящик. К счастью, товарищ наш отморозил себе одну ногу. Но так как в ней уже началась гангрена, то положение его было весьма серьезным. Всего часа два езды оставалось до нашего уютного жилья, где, разумеется, приезд наш взбудоражил всех. Биркет-Смит и Бангстед принялись усердно ухаживать за пациентом, и так как Фрейхен в качестве старого врача мог сам руководить лечением, то в моем присутствии необходимости не было.

Через день я уже продолжал свою прерванную поездку.

1.10. Когда Ауа стал избранником духов

Я прибыл на охотничью стоянку около залива Лайон в самый тяжелый месяц года. Запасы летних складов мяса истощились, и людям приходилось ежедневно промышлять пищу и для себя и для многочисленных голодных собак. Тюленей били в ледовых отдушинах и в открытой воде около кромки льда.

Стояли жестокие холода, бушевали бури. Ежедневно подымалась метель, и температура бессменно держалась на -50°. Дни были короткие, и, чтобы использовать по возможности все светлое время, охотники выезжали на промысел еще в потемках и возвращались уже в потемках. Вся добыча немедленно свежевалась и делилась между жителями стойбища, а так как добыча вообще не превышала того, что в большинстве жилищ съедалось за один раз, то возвращение охотников домой ожидалось с таким страстным нетерпением, с каким ждет своего куска голодный. И когда мужчины, волочившие за собой убитых тюленей, показывались в полосе отсветов от снежных хижин, вынырнув из мрака, их всегда приветствовал радостный хор женщин и детей. И как только ожидавшие убеждались, что у них теперь будет в котлах мясо, а в лампах жир, все весело кидались в холодные снежные хижины и пускали полный огонь в лампах. А когда жирный лоснящийся тюлень проскальзывал на своей гладкошерстой шкуре в узкий проход хижины и шлепался на пол, где его должны были освежевать, для обитателей хижины приходило лето, в снежном жилье скоро разливалось тепло. Не беда, что мороз еще кусается и ветер донимает, раз от огня лампы начинает капать со снежного купола хижины. Совсем, как в мае месяце!