Барбара Такман - Загадка XIV века

В Германии не находили ничего удивительного в мужчине, напивавшемся до бесчувствия. Но Венцеслав стал настоящим алкоголиком. Он становился раздражительным, угрюмым и праздным, не выезжал из Праги, игнорируя остальную империю. На него находили приступы гнева, во время которых он терял рассудок. Словно бы подражая своему хозяину, одна из собак набросилась на его первую жену Иоанну Баварскую и загрызла ее до смерти. Согласно другим источникам, Иоанна умерла от чумы и оставила безутешного (а может, очень пьяного) супруга, так что он даже не смог присутствовать на похоронах. Вряд ли он был столь безутешен, потому что вскоре женился на второй баварской принцессе, по слухам, очень красивой, и она будто бы сильно его любила. Церковь относилась к Венцеславу сдержанно, поскольку он позорил священников и их любовниц. Во времена его правления в 1389 году произошел знаменитый погром, когда в пасхальное воскресенье в священника, шедшего с процессией по еврейскому кварталу, еврейский ребенок швырнул камень. Горожане выбежали из домов и набросились на евреев, в результате погибли три тысячи человек. Когда выжившие попробовали искать справедливость у короля, Венцеслав заявил, что евреи заслужили такое наказание, и взял штраф с тех, кто выжил, а не с тех, кто учинил погром.

Самый знаменитый конфликт произошел с церковью и окончился канонизацией жертвы. Причина конфликта заключалась в обычной борьбе светской власти против церковников. В 1393 году вражда достигла пика, когда архиепископ Праги приказал своему викарию Яну Непомуку подтвердить выбор аббата, которого избрали монахи, а не кандидата, предложенного королем. Венцеслав разгневался и заточил в тюрьму архиепископа, викария и двух других прелатов. Архиепископа он затем освободил, а других заключенных подверг пыткам, чтобы вытянуть из них признание в злоумышленных замыслах иерарха. Узники молчали, и король, взбесившись, лично приложил горящий факел к ногам своих жертв. Напуганный тем, что сделал, он потом предложил сохранить им жизнь в обмен на клятвенное обещание никому не рассказывать о пытках. Ян Непомук был слишком измучен и не мог подписать это обещание, и тогда Венцеслав, желая уничтожить свидетеля, велел связать Непомуку руки и ноги и сбросить с моста во Влтаву. Впоследствии Яна Непомука канонизировали как великомученика и сделали покровителем всех мостов.

Неприятности короля продолжались все девяностые годы. Большую часть этого времени он был пьян, но не настолько, чтобы не суметь приумножить за счет богатых аристократов свои богемские владения. В результате аристократы объединились в своем антагонизме и в 1400 году сместили Венцеслава с императорского трона, хотя и оставили королем Богемии.

Трудности Венцеслава не сводились исключительно к особенностям его характера. Они олицетворяли собой весь XIV век. Венцеслав, как и остальные, заблудился в темном лесу своего времени. Как и французский король Иоанн II, он родился, чтобы править, но задача эта оказалась слишком тяжела для него в том столетии, где очень многое пошло не так, как следовало. Как и правительство, церковь в его стране не могла справиться с обязанностями, что послужило поводом к европейской Реформации. Гуситы позаимствовали доктрину Уиклифа и сто лет спустя открыли дорогу Реформации (самого Яна Гуса сожгли в 1415 году как еретика). В конце концов с Венцеславом случился апоплексический удар, от которого он и умер в 1419 году.

Во Франции в 1389 году разгорелись страсти по поводу непорочного зачатия девы Марии, и доминиканских монахов в его ходе обвинили в отравлении колодцев и рек. Доминиканский монах Жан де Монсон высказал мнение, что дева Мария зачала, как и прочие женщины. Парижский университет осудил его — он, как и францисканцы, защищал непорочное зачатие. Когда Монсон воззвал к папе Клименту, д’Альи и Жерсон отправились в Авиньон и потребовали официального одобрения их мнения. Папа Климент оказался перед дилеммой. Взгляды Монсона были из прежней ортодоксии, одобренной Фомой Аквинским. Если Климент их отвергнет, его соперник в Риме тотчас этим воспользуется. Если же он их поддержит, на него ополчится университет, и он возбудит гнев французского народа. Ситуация осложнилась, доминиканцам стали угрожать. В страхе за жизнь Монсон уехал в Рим, оставив Климента возвещать повсюду о непорочном зачатии.

Несмотря на то что поклонение деве Марии могло вызвать такие чувства, недоверие и непочтительность были отличительными чертами конца столетия, ведь жалобы священников отражали истинные настроения общества. Для клириков было обычным занятием распекать паству, но теперь напряжение усилилось. Многие люди «не верят в то, что находится выше крыши их дома», — жаловался будущий святой Бернардино Сиенский. Другой монах, Уолсингем, сообщал, будто некоторые английские бароны «полагают, что Бога нет, отрицают святость алтаря и воскрешение после смерти и считают, что смерть животного и человека одно и то же». С уходом веры, однако, никуда не делись завещания и оставление наследства часовням, монастырям, отшельникам и пожертвования верующим и паломникам. Из тех, кто при жизни проповедовал неверие, лишь немногие не принимали мер предосторожности перед смертью.

Жерсон и другие реформаторы осуждали слишком частое отлучение от церкви за то, что человек не принимает причастия или не соблюдает поста. Церкви пусты, мессу посещают редко, — писал Никола де Клеманж в большом трактате о горестях церкви «О церковном падении и восстановлении». Молодежь, по его словам, редко ходит в храм, разве что в дни постов, и то лишь для того, чтобы посмотреть на накрашенные лица дам, на их декольтированные платья и на прически — «огромные, увешанные жемчугом башни с рогами». Люди ходили на ночную службу в церковь не с молитвой, а с распутными песнями и танцами, а священники играли в кости. Жерсон осуждал ту же расслабленность: мужчины уходили из церкви посреди службы, чтобы выпить, а «заслышав звон колоколов, означавший освящение хлеба и вина, врывались в церковь, словно стадо быков». Он с гневом говорил об игре в карты, сквернословии, богохульстве; случалось, что во время церковных праздников в храмах вывешивались непристойные картины, соблазнявшие молодежь. Паломничества являлись поводом для дебоширства, прелюбодеяния и богопротивных удовольствий.

Непочтительность во многих случаях являлась побочным продуктом религии, она стала такой привычной, что на нее уже мало обращали внимания, однако к концу века хор упреков стал значительно громче, отражая растущее негодование. «Людям стало все безразлично, они закрывают глаза на скандалы, — печалился монах из Сен-Дени. — Говорить о реформе церкви значит понапрасну терять время».