Барбара Такман - Загадка XIV века

Развал правосудия был главной причиной недовольства Общин. В «Видении о Петре Пахаре», аллегорической поэме, впервые появившейся в 1377 году, Мир жалуется на Неправду, воплощенную в лице королевского офицера, — он увел лошадей крестьянина и забрал зерно, Мир говорит, что не может подать на него в суд, потому что «Неправда велит своим людям убить меня». Процветало беззаконие и на частном уровне. «Скажите мне, — спрашивал сторонник Общин, епископ Рочестер, — почему в Англии столь много грабежей остается ненаказанными, в то время как в других странах убийц и воров вздергивают на виселице? В Англии земля наводнена убийствами, и люди, не задумываясь, проливают кровь».

Среди свободных крестьян беззаконие нарастало потому, что из-за сокращения численности населения поиски более высоких заработков приводили людей к постоянному конфликту с законом. Статут о наемных работниках, изданный в мире, верившем в постоянство, по-прежнему сохранял уровень заработков, существовавший до чумы; закон был слеп к спросу и предложению. Поскольку трудно было запретить переход работников от одного нанимателя к другому, количество наказаний постоянно росло. Нарушители, которых не удавалось поймать, объявлялись вне закона. Свободные крестьяне переходили к кочевому образу жизни. Из страха перед судебным преследованием они оставляли родной дом и скитались с места на место в поисках поденной работы и приличных заработков, а если таковых не находили, то опускались до воровства или попрошайничества. Так разрушались социальные связи, бедные люди испытывали классическую вражду к властям, вроде ненависти Робин Гуда к шерифу Ноттингемскому.

Легенды о Робин Гуде приобрели популярность у простолюдинов, но не у господ и не у солидных торговцев. Те жаловались, что «негодные» работники и слуги уходят, когда им вздумается, а «если хозяева ругают их за плохую работу или предлагают платить им в соответствии с законом, то вовсе уходят и срываются с места… живут, как бандиты, и на пару или втроем грабят в деревнях бедноту».

Землевладельцы шли на многие уступки, лишь бы оставить крестьян на земле; города звали скитальцев восполнить недостаток ремесленников, но те становились только агрессивнее и независимее. Люди были очень обозлены, подстрекали других на бесчинства и, согласно Ленгленду, когда их доходы возрастали, придирались к еде. «Работники, что не имеют земли, чтобы жить ею, но только руки, не соглашались есть за обедом вчерашнюю капусту; не нравился им ни эль за пенни, ни кусок ветчины. Требовали жарить только свежее мясо или рыбу, ели лишь теплое или совсем горячее, чтобы не простудить себе желудок. Рабочего можно нанимать лишь за высокую плату — иначе он станет браниться и оплакивать то время, когда он сделался рабочим». Сбиваясь в шайки заодно с вилланами и ремесленниками, работники научились бастовать против нанимателей, собирали деньги для совместной защиты, устраивали большие бунты и договаривались помогать друг другу в сопротивлении хозяевам. Подрастало поколение, готовое выступить против тирании.

Возвращение в 1374–1375 годах «Черной смерти», той самой эпидемии, что ускорила отъезд де Куси из Ломбардии, осиротило еще больше домов и снизило поступление налогов. Повторение чумных вспышек имело кумулятивный эффект — оно способствовало сокращению численности населения и погрузило столетие во мрак. Письменные свидетельства сообщают, что при сборе подушного налога в 1379 году четыре деревни Глостершира ничего не сдали; в Норфолке шесть столетий спустя деревенские жители, посещая друг друга, увидели, что пять маленьких церквей стоят пустыми, заброшенными с XIV века. Однако, как и раньше, количество смертей было величиной непостоянной, и не ощущалось недостатка в охочих до земли сыновьях, бедных родственниках и безземельных крестьян, готовых взять оставшуюся без владельца собственность и приступить к возделыванию земли.

Беспокоили общественность и религиозные волнения, и эти настроения выразил оксфордский теолог и проповедник Джон Уиклиф. С исторической точки зрения, это был самый выдающийся англичанин своего времени. Материализм церкви и светскость ее представителей были известными претензиями, общими для всей Европы, но особенно остро они ощущались в Англии, враждебно настроенной к иноземному папству. Как и повсюду в Европе, всем хотелось ограничить светскость церкви, очистить дорогу к Богу, засоренную деньгами, пошлинами и пожертвованиями. В Уиклифе политические и духовные устремления английского протестантизма сошлись и слились в философию и программу.

Тридцатишестилетний магистр Баллиола подогревал антиклерикализм и заслужил внимание публики своими прочувствованными проповедями. Обличая проникший в церковь «вирус» мирского, он развивал опасные мысли Марсилия Падуанского и Уильяма Оккама, возглавил борьбу англичан против верховенства папского закона над королевским двором и возражал против выплаты налогов папству. В 1368 году, в должности королевского капеллана, он поехал на переговоры с папой в составе королевской свиты.

В год приезда де Куси Уиклиф метафорически прибил к двери храма свои тезисы в виде трактата «О гражданской власти»; а документ этот предлагал не больше не меньше, как отъем церковной собственности и исключение священников из правительства. Вся власть, говорил Уиклиф, происходит от Бога, а решением земных вопросов должны заниматься гражданские власти. Путем логических построений, в острой полемической борьбе, заполненной ссылками на «вонючие» монашеские ордена и на антихристов от церкви, он пришел к радикальному утверждению — духовенство в качестве посредника между человеком и Богом следует устранить.

Специфические взгляды Уиклифа отражали как национальные интересы, так и народные чаяния. Десятилетиями парламент жаловался на то, что иностранные владельцы богатых церковных приходов, такие как высокомерный кардинал Талейран-Перигор, вытягивают деньги из английской казны. Эта сумма, как говорили, вдвое превышала доходы короны, а церковная собственность в Англии оценивалась в треть всей земли государства. Продажа папских индульгенций с фальшивой папской печатью была широко распространена и превратилась в бизнес. Священнослужители оставались неподвластными гражданским законам, в результате, жалобы пропадали без ответа, и это стало еще одной причиной для недовольства. Больше всего людей возмущало двурушничество священников. Если священник мог купить в епархии лицензию на содержание любовницы, то у него, по-видимому, имелся лучший подход к Богу, нежели у простого грешника. Слабость священства к женскому полу была такова, что если какой человек признавался на исповеди в прелюбодеянии, духовнику не разрешалось спрашивать имя любовницы, — считалось, что иначе он сам может воспользоваться «податливостью» этой женщины.