Петер Гостони - Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945

В телеграмме от 15 апреля 1945 года, которую по поручению Гитлера генерал Кребс направил в штабы 9-й армии, 3-й танковой армии и комендантам секторов Берлинского оборонительного района, в частности, говорилось:

«Крепость Кёнигсберг сдана врагу комендантом крепости, генералом от инфантерии Лашем. Комендант крепости вступил в переговоры с большевиками, преждевременно прекратил борьбу и капитулировал. <���…> (Лаш капитулировал 9 апреля в безнадежной ситуации. 6 апреля начался штурм Кенигсберга, гарнизон которого насчитывал 134 тыс. чел. (штурмующие советские войска имели 137 тыс., но обладали большим превосходством в технике и, главное, в победном боевом духе). 9 апреля, после выхода советских войск к центру города, треть гарнизона погибла. В плен сдалось 92 тыс. чел. – Ред.)

Комендант крепости Кёнигсберг генерал от инфантерии Лаш опозорил честь немецкого солдата. Он заочно приговорен к смертной казни через повешение. В связи с позорным и предательским поведением коменданта Кёнигсберга… Фюрер еще раз приказал:

1. Военные командующие, являющиеся комендантами населенных пунктов, которые вместо борьбы до последнего патрона соглашаются с требованием врага о сдаче вверенного им населенного пункта, совершают предательство по отношению к германскому рейху и подлежат осуждению военным трибуналом из-за трусливой сдачи врагу.

2. Комендантами крепостей могут назначаться только фанатичные и надежные национал-социалисты, смелые и крепкие духом бойцы. При этом воинское звание не играет никакой роли. <���…>

В этой войне решается вопрос, быть или не быть германскому народу, поэтому каждый должен принять решительное участие в последней битве. Презрение к смерти и смелость войск, стойкая выдержка всех бойцов, независимо от воинского звания, и несгибаемое, уверенное командование неоднократно исправляли положение, которое казалось безвыходным. Командиром немецких солдат может быть только тот, кто ежедневно всеми силами души и тела, всей своей жизнью подает им пример в исполнении воинского долга. Он обязан обладать такими непременными качествами, как энергия и постоянная готовность к бою, иметь твердый характер и непоколебимую убежденность в правоте своего дела. Кто не обладает такими качествами или обладает ими не в должной мере, не может быть командиром и должен уйти.

Поэтому я приказываю:

Если командир подразделения (части, соединения), предоставленный самому себе, считает, что должен отказаться от борьбы, он обязан сначала опросить своих офицеров, затем унтер-офицеров, а потом и рядовых, не желает ли кто-нибудь из них и дальше выполнять приказ и продолжать борьбу. Если такой человек найдется, он обязан передать ему командование, невзирая на воинское звание, и поддержать его. Новый командир воинского формирования берет на себя командование со всеми правами и обязанностями».

С 25 немецкими дивизиями различных родов войск, располагавшими разным боевым составом, с 857 танками и самоходными орудиями и с военно-воздушными силами, которые из-за нехватки авиационного бензина не могли использоваться дольше трех дней, генерал-полковник Хейнрици должен был выиграть битву на Одере и спасти Гитлера и Третий рейх от полного поражения. (На берлинском направлении оборонялись не только войска группы армий «Висла» (3-я танковая и 9-я армии), но 4-я танковая и 17-я армии группы армий «Центр» (Конев прорывал именно фронт группы армий «Центр». – Ред.)

В ночь с 15 на 16 апреля Берлин переживал 375-ю воздушную тревогу с начала войны. Около двухсот бомбардировщиков британских ВВС тремя волнами атаковали столицу рейха, чтобы сбросить на нее свои бомбы. За годы войны берлинцы уже успели привыкнуть к звукам, издаваемым эскадрильями бомбардировщиков. Но едва самолеты британцев успели исчезнуть за горизонтом, как в восточных пригородах Берлина зазвенели еще уцелевшие оконные стекла. Небо окрашивается в кроваво-красный цвет: на Одере (и Нейсе. – Ред.) более 40 тыс. русских орудий открывают огонь по немецким позициям. 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты начали русское наступление на Берлин. Чуйков вспоминает:

«Ночь на 16 апреля 1945 года показалась мне очень долгой. Так всегда бывает, когда ждешь решающих событий. Перед рассветом на мой командный пункт вблизи поселка Рейнтвейн приехал Г.К. Жуков. К этому моменту войска армии уже заняли исходное положение. […]

Пять часов утра [московского времени, в Берлине три часа ночи]. Секундная стрелка на часах командующего фронтом подошла к черте, и вмиг стало светло. В ярких всполохах артиллерийской канонады мы увидели над траншеями движущиеся вперед развернутые знамена. Их несли к исходным позициям для штурма. Накатился сплошной гул вулканической мощи. Шутка ли: ударили залпом и продолжали бить и бить 40 тысяч орудий! Казалось, качнулась вся приодерская равнина. Клубы пыли и дыма вздыбились до самого неба. На другой стороне, на западе, все оставалось погруженным во тьму, а здесь, на востоке, занималась утренняя заря.

Артиллерийская подготовка из всех орудий и минометов, усиленная бомбовыми ударами, нанесенными многочисленными эскадрильями бомбардировщиков, продолжалась 25 минут. Сразу вслед за этим под прикрытием огневого вала вперед ринулись пехота и танки».

В ход было пущено оптическое «чудо-оружие» Жукова: «За три минуты до окончания артиллерийской подготовки вертикальный луч прожектора дал сигнал на включение 143 зенитных прожекторов в полосе наступления 3-й и 5-й ударных армий, 8-й гвардейской армии и 69-й армии. В свете этих прожекторов пехота при поддержке танков перешла в атаку, в то время как артиллерия перенесла огонь в глубь вражеской обороны».

То, что в теории кажется полезным, на практике часто оказывает противоположное воздействие. Чуйков не скрывает своего мнения об эффективности применения прожекторов:

«Более сотни сильных прожекторов освещали поле битвы. Хотя наше наступление проходило точно по плану, но реальность внесла свои собственные поправки. Мощные лучи прожекторов уперлись в плотную клубящуюся завесу из гари, дыма и пыли, поднятую над позициями противника. Они проникали сквозь эту завесу не далее чем на сто пятьдесят – двести метров. Согласно приказу атака началась до восхода солнца. Свет прожекторов должен был помочь вести бой в темноте. Но с моего выдвинутого вперед наблюдательного пункта, который находился на высоте 81,5, в нескольких сотнях метров позади выстроенных в ряд прожекторов, мы не могли наблюдать за полем битвы. Только по взрывам артиллерийских снарядов мы могли предполагать, что же там происходило. Как на грех, еще и ветер дул навстречу. В результате непроницаемая мгла окутала и нашу высотку. Прожектора помогали атакующим подразделениям относительно мало. Их поочередно включали и выключали; солдатам казалось, что перед ними возникают препятствия, поэтому они часто теряли ориентацию. Зрение человека не в состоянии быстро приспособиться к быстрой смене света и темноты. Даже тогда, когда в темном помещении загорается обычная лампочка, человек на мгновение теряет зрение. При выключении света или при выходе из ярко освещенного помещения в темноту он не может ничего увидеть до тех пор, пока его глаза не привыкнут к темноте. Поэтому при атаке прожектора не могли сыграть ту роль, которую им предназначал их «изобретатель» маршал Жуков. Вместо пользы они приносили даже вред. На многих участках в полосе атаки подразделения останавливались перед ручьями и каналами, которые пересекали долину, и дожидались рассвета, чтобы рассмотреть препятствия, которые им предстояло преодолеть.