Петер Гостони - Кровавый Дунай. Боевые действия в Юго-Восточной Европе. 1944-1945

Для деблокады венгерской столицы Гитлер уже в тот же самый канун Рождества отдал, не поставив в известность Гудериана, приказ о том, что IV танковый корпус СС под командованием обергруппенфюрера СС Г.О. Гилле из района Варшавы, а также 96-я танковая дивизия из Галиции должны быть незамедлительно переброшены в Венгрию. Оба соединения должны были как можно быстрее снять блокаду с Будапешта и восстановить прежнее положение на линии «Маргарита». Первые транспорты с личным составом и техникой дивизий вошли на территорию Венгрии 30 декабря юго-западнее города Комаром. Однако на их вступление в бой нельзя было рассчитывать ранее 1 января 1945 года.

В этот период произошли также изменения в высшем командовании группы армий «Юг». Гитлер искал, как он часто поступал в ходе войны, козлов отпущения за поражение в Придунайском районе и «нашел» их в лице командующих группой армий «Юг» и армейской группой «Фреттер-Пико», Фриснера и Фреттер-Пико, которых он в первую очередь посчитал ответственными за окружение Будапешта и потерю линии укреплений «Маргарита». В ночь с 22 на 23 декабря – прямо в ходе сражения! – генерал-полковник Ганс Фриснер был смещен со своего поста и заменен на бывшего ранее командующим 8-й армией генерала от инфантерии Отто Вёлера, который, по словам Гитлера, был «пусть никаким национал-социалистом, но, по крайней мере, мужчиной». Приказ о его смещении, который был передан из штаба главного командования сухопутных сил по телефону, ошеломил Фриснера. «Я сам включился [в этот телефонный разговор], – писал он впоследствии в своих мемуарах, – и стал настаивать на том, чтобы узнать причину моего смещения, на что я, как генерал и командующий группой армий, особенно в критическом положении, имел право. Но когда Венк [61] снова заверил меня, что не может сообщить мне никаких подробностей, я попросил его соединить меня с Гудерианом. Но и тот не мог дать мне ясного ответа. Тогда я позвонил начальнику управления кадров сухопутных сил и спросил, когда бы я мог переговорить лично с Гитлером. Ответом на это было: «Фюрер благодарит!»

Пришлось уйти и генералу артиллерии Фреттеру-Пико. «Причина моего смещения осталась для меня неизвестной. Вы можете усмотреть причину в том, что я был противником обороны Будапешта, и, прежде всего, в том, что я отказывался осуществлять операцию «Шпетлезе» до улучшения погодных условий. Я не считал для себя возможным наступать танковыми силами только по дорогам, когда противник был готов применить массированную танковую оборону, и взять на себя ответственность за это. Успех мог быть достигнут только при наступлении танков широким фронтом на равнине, подсушенной морозом… Но дело просто в том, что для высоких постов я перестал быть «удобным». Припомнили мне и более ранние случаи. Вообще было обычным делом, когда ненадежных генералов смещали без каких-либо оснований военного характера». Так написал Фреттер-Пико два десятилетия спустя в одном из писем автору. На посту командующего его сменил опытный танкист, генерал танковых войск Герман Бальк, до этого бывший командующим группой армий «Ц» на Западе. Командование 8-й армией принял генерал горных войск Крейзинг.

В результате тяжелых десятидневных боев к концу декабря 1944 года Красная армия заняла значительную часть Придунайской области и – самое главное – добилась окружения Будапешта. С другой стороны, группа армий «Юг» смогла предотвратить прорыв русских северо-восточнее Дуная, на участке 8-й армии, а также на юге, на участке германской 2-й танковой армии. К концу года бои в излучине Дуная в значительной мере стихли, и фронт стабилизировался. Исключением стала армейская группа «Бальк» (ранее бывшая армейской группой «Фреттер-Пико»), которая и в последний день года вела местные бои, результатом которых стало лишь некоторое выравнивание линии фронта на отдельных участках.

С 1 ноября, как только до города дошли первые сообщения об успехах Красной армии на территории между Дунаем и Тисой и о прорыве 2-го гвардейского механизированного корпуса к южным предместьям Будапешта, на венгерскую столицу легла тень грядущих событий. Когда же судьба города не была решена – как пророчествовалось – «в течение 48 часов» и «без уличных сражений» в пользу русских, каждому жителю Будапешта стало совершенно ясно, что, несмотря на все успехи обороняющих его войск в предместьях столицы, война суровой действительностью входит в повседневные будни горожан. Пока немцы не заняли Венгрию, то есть до марта 1944 года, авиация союзников не совершала никаких воздушных налетов на Будапешт, если не считать едва ли стоящих упоминания налетов русской авиации (первый налет советских ВВС был произведен 6 сентября 1942 года). И даже англо-американские армады бомбардировщиков, которые во второй половине 1944 года часто появлялись над городом, имели своей целью прежде всего промышленные районы, расположенные вокруг столицы. Теперь это относительно спокойное время осталось в прошлом.

В течение ноября городские власти выпустили целую груду распоряжений военного характера. Венгерской армии требовалось пополнение, предместья следовало срочно укреплять, промышленные предприятия и органы управления срочно эвакуировать. Чем плотнее сжималось кольцо Красной армии вокруг города и чем отчаяннее становилось положение на фронте, тем резче становились формулировки в предписаниях гражданских и военных властей. И наконец, 10 декабря 1944 года министр Коварж издал приказ о всеобщей и «тотальной» мобилизации: она практически без исключений распространялась на все население в возрасте от 14 до 70 лет. Одновременно в городе было введено осадное положение.

Несмотря на то что венгерская столица была против воли своего населения объявлена фронтовым городом, жители Будапешта не позволили себя запугать. Они практически не обращали внимания на приказ о мобилизации, эвакуация осуществлялась медленно и в большинстве случаев только под давлением властей. И хотя город уже давно находился в пределах досягаемости русской артиллерии и авиации, а до передовой можно было добраться на городском трамвае, жители города прилагали все усилия, чтобы сохранять привычный им прежний стиль жизни.

«Будапешт как фронтовой город – нечто единственное в своем роде! – так выразил свое удивление и восхищение немецкий военный корреспондент Вернер Ханнеман. – На всех мостах через Дунай, соединяющих Буду и Пешт, через каждые двадцать шагов наталкиваешься на германского часового. Винтовку он не носит на ремне через плечо, а держит наперевес. Вдоль набережной Дуная, где вытянулись в ряд здания всемирно известных отелей «Риц», «Бристоль», «Хунгария» и «Карлтон» и где некогда в светлые летние ночи прогуливались под зажженными лампионами беспечные щеголи, тянутся колонны мобилизованных. Но, как и раньше, завсегдатаи кофеен встречаются в 17 часов в «Негреско» и лениво сплетничают, заплетая в косички бахрому скатертей, чтобы в 19 часов перекочевать в «Дюбарри» или в бар гостиницы «Хунгария», где заказывают себе давно привычный флип [62] или бокал отличного токайского. Иногда случайный русский самолет неприцельно сбрасывал в пригородах бомбу или давал несколько очередей трассирующими пулями. Ближе к вечеру советские артиллеристы посылали несколько тяжелых снарядов, которые рвались в городских кварталах. Но официанты продолжали сервировать столы в ресторанах, не обращая на все это никакого внимания. В течение дня по крайней мере три-четыре раза объявляли воздушную тревогу…»