Джонатан Райли-Смит - История крестовых походов

Крестоносны, безусловно, были заметными фигурами. Вопрос, касающийся того, как на социальное положение крестоносцев повлияло их участие в столь престижных предприятиях, пока не изучен, но несомненно, что принимаемый ими титул Jerosolimitanus (нерусалимлянин) вызывал уважение не только в ближайших местностях, но даже за пределами страны. Путешествие Боэмунда Тарентского в 1106 году по Франции после его возвращения из первого крестового похода вылилось в триумфальное шествие, кульминацией которого стало его венчание с дочерью французского короля в Шартрском соборе.

Многие французские дворяне просили Боэмунда крестить их детей, он выступал перед многочисленными собраниями с рассказами о своих приключениях в Святой Земле, а его испытания в мусульманском плену вошли в Мiracula (сборник рассказов о чудесах) святого Леонарда, чью гробницу сей достойный муж не забыл посетить. Два или три поколения потомков участников первого крестового похода продолжали гордиться своими предками.

Гораздо менее приятным следствием принятия креста часто было злословие. Никто другой в те времена не подвергался такой яростной критике, как крестоносцы. Дело в том, что ответственность за неудачи в священной войне, ведущейся во имя Господне, никак не могут быть приписаны самому Богу; они, как это указано в Ветхом Завете, являются следствием недостоинства исполнителей Его воли, в данном случае — крестоносцев. И постольку поскольку идеологической необходимостью было обвинение их во всех ошибках и неуспехах, крестоносцы подвергались оскорблениям и обвинениям во всех случаях военных неудач.

Но в любом крестовом походе, был ли он удачным или нет, каждый крестоносец рисковал жизнью, здоровьем или материальным благополучием, и неудивительно, что над документами, составленными отправлявшимися в поход рыцарями, витает дух неуверенности и беспокойства. В 1096 году Стефан Блуаский подарил Мармотьескому аббатству лес, «чтобы Бог, по молитвам святого Мартина и его монахов, простил мне мои прегрешения, и помог мне на пути из моей отчизны, и вернул обратно в целости и сохранности, и не оставил мою жену Аделу и наших детей». И он и многие другие утешались мыслью, что дома непрестанно молились за них. В 1220 году Ранульф Честерский возвращался из Дамиетты. Корабль попал в шторм, все боялись кораблекрушения. Сам Ранульф оставался абсолютно безучастным, но где-то около полуночи он вдруг начал предпринимать всяческие активные действия, потому что в это время «мои монахи и другие верующие, которых мои предки и я поселили в различных местах, начинают божественную службу и поминают меня в своих молитвах».

Беспокойство Стефана Блуаского о безопасности своей семьи, которую он оставлял без защиты, не было исключением. Многие испытывали те же чувства, несмотря на все обещания Церкви присматривать за их родными. Часто писали, что папа Урбан II надеялся направить воинственность рыцарей за пределы Западной Европы и таким образом обеспечить более мирное существование дома. Но все должны были понимать, что отсутствие крупных магнатов будет иметь обратный эффект; может быть, именно поэтому проповедь крестовых походов сопровождалась призывами церковных соборов к внутреннему миру. Фландрия страдала от беспорядков, пока граф Роберт не вернулся из первого крестового похода. Когда Ги де Рошфор в 1102 году въехал в свои владения, ему предъявили длинный список жалоб, поскольку в его отсутствие «почти никто не мог добиться справедливости». В 1128 году Болдуин де Берн Анжуйский составил чрезвычайно подробный договор со своим братом Руалем «в отношении своих земель и всего имущества и своей жены и единственной дочери». Руаль обещал всегда заботиться о племяннице и ее матери, не посягать на то имущество, на которое они имели право, и помогать им против всякого, кто попытается их обидеть, всеми способами, вплоть до применения военной силы. Этот договор, ясно демонстрирующий ту опасность, которую представлял собой младший и, вероятно, неженатый брат жене и дочери крестоносца, был засвидетельствован десятью мужчинами, а сеньор Болдуина выступал его гарантом.

И действительно, в XIII веке (даже в Англии, где защиту имущества и семей крестоносцев брала на себя королевская власть) участь ближайших родственников, особенно женщин, которые вынуждены были в течение нескольких лет сами управлять имениями и растить детей в окружении жадных соседей и завистливых родичей, могла быть ужасной; судебные записи содержат печальный список всевозможных напастей, выпадавших на их долю. Жену Питера Даффилда задушили, пока он сам участвовал в пятом крестовом походе. Ральф Ходенг вернулся домой и обнаружил, что его дочь и наследница вышла замуж за его же собственного крестьянина. Неудивительно, что крестоносцы, насколько это было возможно, предпочитали сами обезопасить свои семьи. Например, в 1120 году Жоффруа де Ле-Лует за определенную сумму поручил свою жену монахиням монастыря Ле-Ронсере-д'Анжер; он пообещал дополнительную плату в качестве вступительного взноса, если она сама захочет стать монахиней. В то же самое время Фульк де Ле-Плесси-Маке поручает монахиням свою дочь. Если он не вернется, монахини разрешат ей выйти замуж или поступить в монастырь «согласно ее желанию и желанию ее братьев и других друзей». Если она решит не принимать монашеского обета, он обещает прислать в монастырь одну из своих племянниц в качестве послушницы и гарантирует внесение за нее вступительного взноса. Отправляющийся во второй крестовый поход Гуго Руфус де Шампальмен трогательно заботится о своем больном брате Ги. Он пожертвовал часть своего имущества монахам в Корбиньи с тем, чтобы с доходов от этого имущества они выплачивали его брату регулярную пенсию деньгами и натурой, а в случае смерти похоронили бы своего подопечного на монастырском кладбище.

Не менее важным для крестоносцев было и обеспечение надлежащего управления своими владениями на длительный срок их отсутствия — в начале первого крестового похода речь шла о трехгодичной кампании, и в 1120 году Фульк де Ле-Плессп-Маке рассчитывал на не менее долгий срок. Ответственными управляющими назначались члены семьи или вассалы. Обычно, когда речь шла о семье, право управления передавалось старшему или младшему сыну или брату. Участник первого крестового похода Жеральд де Ландерон поручил своему брату Ожеру, приору монастыря Сен-Пьер-де-ла-Реоль, присматривать за его замками и его сыновьями. Ожер обещал «воспитывать сыновей до того времени, когда он сам сделает из них рыцарей». Нередко матери или жены брали эту ответственность на себя. Но иногда в семье не находилось никого, кто был бы в состоянии управлять всем хозяйством. В 1101 году Г и де Бре поручил свои земли и свою дочь соседу, Оливеру де Латуру, чьи отец и дядя участвовали в экспедиции 1096–1099 годов. В конце концов Оливер женился на вверенной ему дочери де Бре. Жоффруа де Иссудун передал свой замок на попечение одного из своих вассалов, а Гуго де Галлардон доверил замок и дочь своим рыцарям. Начиная с конца XII века, английские крестоносцы назначали юристов, долженствующих блюсти их интересы.