Андрей Васильченко - Тайные общества Третьего рейха

Появление на исторической сцене Лютера значило для Шулера наступление новой исторической эпохи. Виттенбергский скандал фактически подписал приговор светоносному христианству. Верх одержал темный человек (материалист) и биологическое влечение. Человек превратился в машину не только в рамках своей профессии. На место духовной свадьбы с ее светлым и святым браком духовенство поставило морализаторство, а само превратилось в неких врачей. Вандализм достиг своего пика. Все, что отклонялось от общепринятой нормы, тут же попадало в учебники по психиатрии. Свет стал признаком безумия. Гомосексуализм, в древности считавшийся индивидуальным средством для пробуждения света, изгонялся из культуры и искусства. Шулер вновь обратился к теме однополых отношений. Теперь они имели для него ценность, так как они не содействовали размножению и заключению еще одной души в тело.

Вопреки широко распространенному мнению, Шулер ни в коем случае не был душевнобольным фантазером. Наоборот, по сравнению со многими из своих современников он проявлял склонность к поразительно четкому анализу древности и современности. Историческая картина, созданная Шулером, рассматривала «доисторический» период как эпоху, когда весь физический мир был проникнут светом. Эту эпоху можно было назвать райской. Ей противопоставлялись периоды истории, которые характеризовались «откачиванием» света. Шулер выдвинул гипотезу, в которой предположил, что периоды изобилия света сменялись эпохами его вытеснения, «как ночь сменяет день, как увядание приходит на смену цветению». Однако подробности подобных взлетов и падений нельзя найти ни в одном гностическом произведении. Сам же Шулер ссылался на учение Эмпедокла, который различал во времени два периода: полный любви (афродистический) и переполненный ненависти. Но как Шулер представлял себе детали космического центра света, который ассоциировался с плеромой и царством изобилия света у катаров? «Снаружи перед калиткой истории находится центр мощнейшего света, к которому стремятся в одинаковой мере все люди». Но, оказавшись по другую сторону «калитки», люди попадают под воздействие другой силы, движущей историю, — прогресса. Но на самом деле естественно-научный прогресс является лишь одним из «агентов» силы, которая действительно противодействует свету. Господство той или иной силы предопределяет наступление «открытой» или «закрытой» жизни. Именно эти понятия в основном характеризуют сменяющие друг друга исторические эпохи. «Я обозначаю время озарения как открытую жизнь, время помрачения как закрытую жизнь». Между тем темный век прогресса как бы выступает в роли катализатора новой вспышки, когда свет должен проявиться в еще более чистой форме. Подобные модели очищения были вовсе не чужды гностикам. Некоторые гностические группы настаивали на поедании светоносных блюд, например, арбузов, с целью аккумуляции света перед новой вспышкой. Символом новой светлой, открытой жизни Шулер сделал свастику. Именно он впервые ввел ее в широкий обиход в Германии. Но гитлеровская свастика несколько отличалась от символа, который употреблял Шулер. Последняя вращалась в другую сторону и имела на конце каждого из изогнутых лучей три точки.

Вероятно, Шулер принял французскую манеру изображения гамматического креста. Сама свастика встречалась в десятках древних культур, начиная от Индии, заканчивая Римом. Но нигде мы не могли найти три точки на ее лучах. Зато эти три пресловутые точки встречаются в манихейской живописи по шелку, найденной в оазисе Турф. Эти изображения датируются где-то VIII веком. В манихейской традиции крест с тремя точками на каждом конце назывался «крестом света». Позже подобные изображения можно было обнаружить на катарских барельефах. «Крест света» до сих пор изображен на флаге французской провинции Лангедок, являвшийся центром катарской религии. Шулер не раз говаривал, что «огромные цепи звезд обвивают центр света». Именно эта фраза может объяснить значение трех точек. Шулер трансформировал манихейский «крест света» в особый знак — свастику (вращающийся центр света), несущую по три точки (цепи звезд) на каждом из своих лучей. В этом символе он совместил свои гностические и космические представления.

Современный Шулеру мир виделся ему как самая низшая точка в развитии человечества. Он говорил о «колебаниях черного колеса над земным шаром». Но с другой стороны, он не терял надежды, что даже в источниках чумы можно было найти здоровые симптомы. Растущая дрожь от приближающегося света говорила о нарождающемся гермафродите. Впрочем, его оптимизм не был таким лучезарным, когда Шулер ставил вопрос о конце истории. Среди катаров циркулировали самые различные версии конца света. Было представление о сгорании земли. В другой версии она распадались на элементы первоначального хаоса. Другие верующие полагали, что в один момент настанет предел спасенных душ, так сказать, будет исчерпан лимит. Те, кто не сможет к этому моменту воссоединиться со светом навсегда, останется на земле, пребывая в бессмысленном круговороте жизней. Сама же земля превратится в ад. К тому же к пребыванию на адской земле будут приговорены все иудеи. В гностической системе Шулера они являлись самим порождением тьмы. Шулер всегда презрительно относился к евреям. За их жизнью он видел действия Кроноса, бога времени: «Этой расой управляет ужасный Кронос, который всегда разрушал

Вселенную. Когда же, наконец, дети Зевса устранят эту гадость?» Шулер умер в 1923 году и не смог увидеть, как его «ученик» Гитлер последовал этому совету.

Как мы помним, Шулер всегда определял местонахождение света в человеке в его крови. Говоря о римских амфитеатрах, он повествовал вовсе не о том, как во время гладиаторских боев противники пытались уничтожить друг друга. Он говорил о попытке влить в свою кровь еще одну частицу света. Именно для того и нужно было кровопролитие. «Вследствие чего лишаются души? Местонахождение души, пламенного флюида — это человеческая кровь. Именно поэтому [гладиаторы] пытались вскрыть противнику желудочек сердца. Они открывали пламенный светильник и становились сопричастными к этому кровавоубийственному светильнику».

Антисемитизм Шулера, так восхитивший юного Гитлера, всегда носил специфический характер. Его неприязнь к евреям никогда не носила расово-национальный характер. Его произведение «Человек Триас. Язвы Иуды» ясно указывает на исключительно религиозно обоснованный антииудаизм. В определенной мере Шулер шел в традиции христианского антисемитизма, возлагая на евреев вину за смерть Христа. Но в его трактовке они распяли андрогинную сущность, великий источник света. Вторую стадию «еврейской эпидемии» Шулер увязывал с началом Реформации. В своих выступлениях он не раз назвал Лютера евреем. «Внутри высохшей язвы иудаизма возникли: моральная полиция и пасторское государство». «Наследие нового создания ячейки света» (так Шулер назвал Ренессанс) было отравлено евреями. В конце XIX века Шулер почувствовал приближение нового андрогина. Раймонд Фурнесс в своей книге «Дети Заратустры» вполне определенно говорил, что «Шулеру был чужд тогдашний иррациональный пангерманизм. Его «антисемитизм», хотя и был непростителен, но он, тем не менее, принадлежал к совсем другой категории, нежели гитлеровская ненависть к евреям». Герд-Клаус Кальтенбруннер в своей статье «Альфред Шулер: между Рильке и Гитлером» также подчеркивает, что Шулер не воспринимал расовый антисемитизм. Вольфганг Фроммель в книге «Альфред Шулер. Следы языческого гнозиса» приводил высказывание еврея Карла Вольфскеля: «Антисемитизм Шулера — это типично гностическая установка… Он хотел спасти европейскую историю и «открытую жизнь» от разрушительной еврейской рациональности и морализаторства, как он полагал, навязанных Яхве. Но был абсолютно чужд вульгарному погромному антисемитизму».