Эдуард Перруа - Столетняя война

Территориальные конфликты между сюзереном и вассалом были достаточно острыми. Парижский договор, словно забавы ради, создал сложную ситуацию: французский король пообещал возвратить в состав герцогства Аквитанского некоторые земли (Сентонж «за Шарантой», Керси и Ажене на территории Тулузского графства) в случае, если Альфонс Пуатевинский и его жена Жанна Тулузская [34] Альфонс Пуатевинский (1220-1271) — сын французского короля Людовика VIII, с 1241 г. граф Пуатье и Оверни. Женившись на Жанне, дочери графа Тулузского, получил графство Тулузское (прим. ред.). , которым принадлежали эти земли, умрут, не оставив потомства. В 1271 г. так и случилось, но ни Филипп III, ни его сын не слишком спешили отдавать обещанные территории. Пришлось дождаться Парижского соглашения, заключенного в ноябре 1286 г., чтобы дело было улажено, не вызвав ни у кого чрезмерной злобы. Тем не менее границы аквитанской территории, находившейся в ленной зависимости, оставались, как всегда в те времена, приблизительными и неточными. Переплетение прав и наличие привилегированных анклавов порождало мелочные придирки и споры. Чиновники французского короля, всегда куда больше стремившиеся разжигать ссоры, чем их господин, — сенешали Сентонжа, Пуату или Перигора — не упускали случая узурпировать герцогские права на землях по ту сторону границы. Еще серьезней было то, что оба соперника, опасавшиеся друг друга, начали в этих марках с нечеткими границами строить замки и бастиды, и вот от Сентонжа до средней Гаронны через Перигор, Керси и Ажене по сельской местности протянулась двойная линия грозных укреплений. Первым начал Альфонс Пуатевинский с капетингской стороны; Эдуард I применил в этих работах, особенно в возведении замка Ла-Реоль, опыт, приобретенный им в Святой земле и уже использовавшийся в Уэльсе. В первой четверти XIV в. это строительство с той и другой стороны еще продолжалось, поддерживая опасное состояние мира на грани войны. Когда один вассал французского короля в 1323 г. начал строить бастиду в Сен-Сардо, близ Ажена, на нее внезапно напали гасконские банды и сожгли; этот случай послужил сигналом для начала новой войны и для новой конфискации аквитанского фьефа королем Карлом IV.

В сфере феодальных отношений причины для конфликта были более весомыми, потому что постоянно возникали новые поводы. Проводя политику вмешательства, с успехом применявшуюся в других фьефах короны, капетингские чиновники, сенешали Пуату, Перигора, Сентонжа и их подчиненные, рвение которых намного превосходило то, чего требовал от них господин, не прекращали хозяйничать в Гиени, заявлять о правах короля, подстрекать местных жителей подавать апелляции на приговоры английских сенешалей. Эта политика, беспокоившая англичан еще при Филиппе III, была временно нейтрализована соглашением между суверенами, в соответствии с которым королевский суд возвращал сенешалю Аквитании все полученные апелляции, чтобы вернуться к ним только в случае, если герцогский суд за три месяца не даст удовлетворения просителям. Но при Филиппе Красивом посягательств становилось все больше и больше, и прежде всего апелляций в парламент, так что Эдуард I даже счел необходимым нанять для работы в парижском суде постоянных прокуроров и адвокатов, чтобы они защищали его интересы «по делам Гиени», которые беспрерывно прибывали. В это время жалобы аквитанских чиновников приобрели гораздо более резкий тон. Они заявляли, что в результате постоянного вмешательства агентов французского короля уже не могут заставить людей считаться с герцогской властью. Спровоцированные апелляции сводят на нет судебную власть английского сенешаля, а апеллянты, которые в глазах властей Бордо не более чем мятежники против своего герцога, оказываются под защитой короля. Приговоры, вынесенные королевскими судами, приводятся в исполнение грубо; сержанты и приставы всюду вешают щиты с лилиями, производят произвольные аресты людей и имущества, объявляют конфискации. Нагло пользуясь покровительством королевских чиновников, подданные Капетингов вели себя в Гиени как в завоеванной стране. Упоминался случай, уже давний, когда группа нормандских купцов, недовольная оказанным в Гаскони приемом, подступила с оружием под стены Сента, оскорбляя английского сенешаля и грозя разграбить город. Если верить спискам жалоб, периодически составлявшимся сувереном Плантагенетом, которого подобное обилие дерзостей выводило из себя, французские сержанты являлись в аквитанский Ажене и спрашивали жителей: «Кому вы повинуетесь, королю Франции или королю Англии?» Тех, кто отвечал, как велел ему долг верности по отношению к герцогу Аквитанскому: «Королю Англии», тащили в капетингские суды, обвиняли в оскорблении величества и сурово наказывали. Когда в 1317 г. управление английского сенешаля в Сентонже дало повод для жалоб, Филипп V велел вызвать его на суд в Париж, а своему сенешалю Перигора приказал начать следствие. Эдуард II запретил своему служащему являться на вызов Капетинга: это было бы унижением его власти в Гиени. В свою очередь, французские чиновники во всеуслышание жаловались на помехи, которые чинили им люди английского короля в выполнении их законных миссий, в осуществлении законных прав их господина. Если верить им, сенешаль Гиени угрозами, шантажом, даже пытками вынуждал своих гасконских подданных отказываться от апелляций в парламент. Иногда, испугавшись такого разгула вражды, оба суверена, погрязшие в своих темных феодальных делах, принимали решение покончить с недорассмотренными жалобами, поручив рассудить их смешанным комиссиям по расследованию. Но ни «процесс» в Монтрёе, начатый в 1311 г., ни «процесс» в Перигё, который было приказано открыть в 1316 г., не закончились полюбовным соглашением. Жалобы, которые разбирались на них, были неразрешимы, потому что неясным оставался сам принцип разбирательства. Французские чиновники считали, что вправе вести себя в Гиени как в других фьефах короны. Поэтому у людей Плантагенетов создавалось впечатление, частично оправданное, что их господина намерены лишить не только всякой реальной власти в герцогстве, но и самого фьефа, медленно и неуклонно узурпируя его права. Самая серьезная ошибка французов состояла в том, что они забывали: к королю Англии нельзя относиться как к обычному герцогу и пэру, неспособному вырваться из тисков, в которые его зажимают. Будучи у себя на острове сувереном, Плантагенет не мог потерпеть, чтобы его притесняли в его французских фьефах; как король Англии он вправе был заключать внешние союзы, направленные против Франции, не нарушая при этом вассального долга по отношению к Капетингу. Именно так произошло в 1297 г., когда, чтобы не допустить конфискации Аквитании, Эдуард I, уверенный в поддержке со стороны Фландрии, заключил союз с немецким владетельным князем Адольфом Нассауским и высадился в Нидерландах, готовый превратить феодальный конфликт в войну между народами.