Эдуард Перруа - Столетняя война

Эплешенское перемирие отражает явный провал грандиозных планов, порожденных манией величия Эдуарда III, который рассчитывал быстро сокрушить династию Валуа. Некоторые историки нового времени, особенно французские, находили особое удовольствие в том, чтобы изображать английского короля политиком несомненно амбициозным, но реалистичным, умеющим использовать все обстоятельства и знающим, чего он хочет, что может и куда идет. Именно такие качества менее всего характерны для молодого, тридцатилетнего суверена, который, как мы видим, в последние месяцы 1340 г. оказался в крайне бедственном положении. Как только дело дошло до завоеваний на континенте, Эдуард показал себя точно таким же прожектером, как и его противник. Суровая реальность образумит его, научив соразмерять амбиции со средствами. Только что он получил самый жестокий урок на своем долгом жизненном пути.

Что осталось от множества альянсов, собранных с таким трудом и оплаченных так дорого? Замысел окружить Францию военными силами Нидерландов и Германии потерпел плачевный провал. Это сооружение держалось лишь на английском золоте; едва последнее иссякло, как все рухнуло. Людвиг Баварский подал сигнал к общей измене. В январе 1341 г. французская дипломатия добилась, чтобы он расторг союз с Англией и обещал дружбу Валуа. Потом он отозвал титул викария Империи, пожалованный Эдуарду, и заставил объявить о нейтралитете всех князей, которых английские стерлинги недавно подняли на борьбу. Когда в мае 1342 г. в Авиньоне наденет тиару новый понтифик — Климент VI, это лишит Людвига Баварского возможности проводить политику вмешательства в дела земель к западу от Империи, что, впрочем, он и так делал довольно вяло. Вновь началась борьба, еще более упорная, чем когда-либо, между Империей и папством. На это ушли последние силы императора, и франко-английская дуэль его больше не интересовала.

Фландрия, где Эдуард впервые выступил в качестве французского короля, тоже была недалека от того, чтобы отказаться от союза с Англией. И там дипломатия Филиппа, не столь неумелая, как о ней говорили некоторые, сумела организовать падение Артевельде и проанглийской партии. Фламандские города, поднявшиеся против французского вмешательства, в то же время бунтовали и против своего графа Людовика Неверского, слишком верного вассала Филиппа VI. По просьбе парижского двора папа поспешил отлучить мятежников, нарушивших клятву верности своему законному сеньору. Такие приговоры еще не совсем утратили действенность: в 1342 г. граф восстановил контроль над франкоязычной Фландрией. А в сукнодельческих городах власть Артевельде могла держаться, только если без перебоев работали мастерские, если общественные классы жили в добром согласии. Диктатор-выскочка, неимоверно разбогатевший, кичившийся тем, что живет в роскоши, теперь раздражал ремесленников, которые привели его к власти. Вскоре — несколько опередим события — ткачи возмутятся против суконщиков, а мелкие ремесленные центры выступят против экономической тирании Гента, Брюгге и Ипра. От этих внутренних опасностей, от угрозы безработицы, вновь возникшей во Фландрии, Артевельде увидит лишь одно, отчаянное средство: он будет все глубже втягиваться в союз с англичанами. Поскольку все его враги группируются вокруг Людовика Неверского, он отвергнет власть законного графа и предложит графскую корону старшему сыну Эдуарда III, к тому времени уже герцогу Корнуэльскому, который вскоре станет принцем Уэльским. Польщенный таким предложением и решив, что вернулись счастливые дни 1340 г., король Англии в июле 1345 г. прибыл сюда лично с большим флотом, вставшем на якорь в порту Слёйса. Измена была слишком явной, чтобы гентцы смирились с ней. Возмущение, дошедшее до предела, выльется в убийство диктатора, возвращающегося с последней встречи с английским королем. Эдуарду, надежды которого вновь не оправдаются, останется лишь поднять якоря без надежды вернуться сюда вновь.

Несомненно, в 1340 г. этих событий никто бы не предвидел; однако дальновидный наблюдатель мог предсказать крах английских усилий во Фландрии, если присутствовал при отпадении Брабанта, Эно, видел бездействие Империи. Таким образом, Эплешенское перемирие не улучшило положения Плантагенетов в Нидерландах. Не в состоянии заплатить своим наемникам, доведенный до банкротства, осаждаемый бандой итальянских и нидерландских кредиторов, Эдуард III мог найти спасение лишь в бегстве. 27 ноября 1340 г. он тайно покинул Гент, в Зеландии сел на корабль и, предельно униженный, прибыл в свое королевство, обескровленное двумя масштабными и совершенно безрезультатными военными экспедициями. Его уязвленное тщеславие вылилось в гнев на собственных чиновников: они, мол, в его отсутствие правили по своему произволу, не выполняли приходящих из-за моря приказов и не присылали денег, предназначавшихся для продолжения войны. Главным виновным в его глазах стал Джон Стратфорд, архиепископ Кентерберийский: он, фактически выполняя с 1339 г. функции регента, не сумел принять административных мер, которых требовала ситуация. Архиепископ спасся, лишь укрывшись в монастыре Крайст-Черч; остальных чиновников, включая судей, король сместил и присудил к крупным штрафам. Сборщиков налогов и шерифов, на которых теперь возложена ответственность за плохой сбор податей, верховная власть карала, не разбирая правых и виноватых. Эта слепая месть вызвала негодование баронов и парламента, которые вынудили короля проявить больше милосердия. Долговое бремя от всего этого не ослабло. Эдуард брал деньги без отдачи; итальянские банки, прежде всего Барда и в меньшей степени Перуцци, предоставили ему огромные авансы в залог доходов от налогов на шерсть. Но этот налог покрывал лишь небольшую часть их издержек. В 1343 г. они обанкротились, и это сказалось на всех банковских городах Европы. Теперь занять их место вызвалась группа английских купцов, которые брали налог на откуп и давали крупные авансы — слишком большие для их возможностей, слишком маленькие для нужд короны. Банкротство настигнет и их в свою очередь — после чумы 1348 г. Пока что приходилось жить как и чем придется. Похоже, эпоха великих начинаний миновала.

Чтобы победить Валуа, само бездействие которых уже внушало надежду, надо было при минимальных издержках найти подходящий плацдарм. Случаю угодно, чтобы он представился почти сразу же: это Бретань.

Вмешаться в дела континента Плантагенетам снова позволила династическая распря. После того как 30 апреля 1341 г. умер герцог Бретонский Иоанн III, оспаривать бретонское наследство стали два кандидата: Жанна де Пантьевр, прозванная Хромоножкой, дочь младшего брата герцога — Ги, давно покойного, и его собственный младший сводный брат граф Жан де Монфор. Племянница вела род от старшего из братьев, но младший брат приходился усопшему более близким родственником. Позволял ли обычай Бретани право представительства, как уверяла Жанна, право, которое пытался внедрить Иоанн III? Или же, наоборот, герцогство-пэрство должно было подчиниться законам, установленным недавно для французской короны, на которые ссылался Монфор, и исключить женщин из наследования? Проблема деликатная, любопытная для юристов. Этот юридический вопрос следовало бы решить королю Франции как сюзерену герцогства. Но Жанна была замужем за племянником Филиппа — Карлом Блуаским, сыном его сестры Маргариты; Монфор, опасаясь пристрастности суда, решил, что самым ловким ходом будет поставить своих противников перед свершившимся фактом. Едва брат умер, он захватил Нант — столицу Бретани, хотел было смелым налетом завладеть герцогской казной, но она была спрятана в надежном месте в Лиможе, вызвал вассалов бретонского герцога и потребовал от них оммажа. Однако их реакция обескуражила его: все прелаты и почти вся знать отказались признать переворот. Тогда он начал войну и одну за другой взял такие крепости, как Кемпер и Брест на западе, Сен-Бриё и Динан на севере, Ренн, Ванн, Орей, Эннебон на востоке. Фактически Жан стал хозяином Бретани. Но более он не мог рассчитывать на благоприятный приговор французского короля, права которого попрал, завладев своим фьефом до получения инвеституры. Поэтому он обратился к Эдуарду III. В результате этого рокового шага Бретань двадцать три года будет истекать кровью, королевство Валуа ослабнет, а Плантагенеты приобретут необходимый им именно сейчас престиж.