Францишек Равита - На красном дворе

- Не говори так, посадник! Если от его могучей руки дрожат немцы, то и нам не поздоровится от нее.

- Немцы - особь статья, а мы - особь... Мы такие же поляне, как и они... Слышал, что говорил король о народе, а этот заячий хвост только усами шевелил...

На следующее утро, после отъезда послов, Мстислав собрался в Киев. Перед отъездом Изяслав позвал его к себе и сказал:

- Ты, сынок, не очень обращай внимание на то, что говорит Болеслав... Не ему княжить на Руси, а нам с тобою. Следует наказать всех виновных, до последнего... не жалей даже и этого старого пса Коснячко. Пусть помнит, нельзя служить в одно и то же время князю и народу... Этого человека ты должен укоротить прежде других, потому как, пока жив Коснячко, ни я, ни ты в Киеве долго не засидимся.

С этими советами Изяслав отправил своего сына в Киев, и киевляне широко распахнули перед ним городские ворота.

Прежде всего Мстислав приказал дружине занять ворота Золотые, Ляшские и Кожемякские, затем потребовал от киевлян сложить оружие. Этому последнему требованию народ легко подчинился, так как вернувшиеся послы объявили о таком решении на вече.

Покончив со сдачей оружия, Мстислав принялся за кровавую расправу: никто из киевлян, имевших положение или богатство, не избегнул его рук. Наказывал и правых и виноватых. Если это был боярин, Мстислав казнил его из опасения нажить врага; если же это был богач, казнил, чтобы его имуществом пополнить истощившуюся княжескую казну. Такова была его справедливость.

Настал наконец черед и воеводы Коснячко. Старик спокойно ожидал очереди. В его хоромах царила такая зловещая тишина, какая обыкновенно бывает перед бурей.

Однажды утром Людомира сидела подле отца на вышке и разговаривала с ним потихоньку, как бы предчувствуя что-то ужасное.

- Ах, тятя! - сказала она. - Чем все это кончится?..

- Одному Богу известно! - отвечал старик.

Девушка тревожно прижалась к груди отца.

- Теперь в городе как на поле брани, - говорила Люда. - Куда ни посмотришь, везде трупы... Откуда бы ни слышался какой-нибудь голос, это непременно плач родных, стон недобитых и умирающих... Вороны летают стаями, каркают...

- Видно, Господь послал нам это несчастье за наши прегрешения. Его надо молить, чтобы сменил гнев на милость, дитятко мое!

В эту же минуту послышался голос человека, кричавшего в оконце у ворот:

- Отоприте ворота! Посол от князя Мстислава!

Отрок, стоявший у окна, доложил о том воеводе. Старик спокойно поцеловал дочь в голову, покоившуюся на его груди, и сказал отроку:

- Отопри ворота и проси послов в гридницу.

Люда обняла отца за шею, в глазах ее была мольба:

- Не ходи, тятя, не ходи... Этот посол предвещает нам несчастье.

Воевода погладил девушку по щеке.

- Успокойся, моя ласточка! Худшего несчастья, чем позор, я не дождусь.

И он спокойно спустился вниз. В ворота въезжал вооруженный отряд из десятка дружинников Мстислава; Коснячко взглянул на них с рундука и тотчас догадался, какие это были послы.

Один из них подошел к воеводе и дерзко сказал:

- Князь прислал меня за тобою, он просит тебя пожаловать на княжеский двор.

В это время в окошечко выглянула Добромира и, всплеснув от ужаса руками, громко крикнула:

- Славоша!

Голос ее звучал такою тревогою и почти отчаянием, точно это имя предвещало несчастье.

Она поспешно сбежала вниз.

Воевода окинул проницательным взглядом весь отряд; дружинники в свою очередь смотрели на воеводу вызывающе.

- Хорошо, - спокойно отвечал воевода, - сейчас буду к вашим услугам, только зайду в горницу и прихвачу меч и шапку.

Возглавлявший отряд Славоша, которого так испугалась Добромира, зло улыбнулся.

- Не надо, воевода, - сказал он. - Все равно во время танца придется снять и меч и шапку.

- Не наряжайся для князя, - отозвался другой, - князь и так узнает, он добрый... подарит тебе новый кафтан и наградит соболями...

Славоша кивнул головою, и в тот момент двое дюжих конюхов подскочили к воеводе, схватили его под мышки и потащили.

- Иди же, воевода! Уж и конь для тебя оседлан.

Воевода взглянул на них с презрением, но не сопротивлялся.

- Да будет воля Всевышнего! - сказал он. - Знаю, на какой пир ведете меня.

При этом он подал знак головою Добромире.

Сцена эта произошла возле рундука, и Люда, хотя и смотрела в оконце, не могла видеть ее из-за крыши; к ней лишь долетали оскорбительные слова в адрес отца. Послушная его воле, она сидела на вышке и плакала.

Добромира, стоя в дверях, молча наблюдала за этой сценой, вызвавшей на ее глазах бессильные слезы. Заметив знак воеводы, она поняла его желание и послала служанку за Людомирой.

Испуганная служанка вбежала в светелку Люды и бросилась со слезами к ее ногам.

- Воеводу увозят на княжий двор! - простонала она.

Людомира бросилась на рундук.

У воеводы уже были связаны руки, и он сидел на коне; лицо его, однако, было спокойно и покорно. Весенний ветерок развевал его седые волосы на голове и бороде.

Люда подбежала к нему и прильнула к отцовским ногам.

- Тятя! Мой бедный тятя! Куда же тебя везут? - закричала она, обхватив его ноги.

Славоша отдернул ее руку от стремени.

- Прочь, - мягко сказал он, - потом узнаешь.

- На пир зовут к князю, - ехидно прибавил другой.

Людомира, казалось, не слыхала этих насмешек и, держась за стремя, с отчаянием восклицала:

- Ах, тятя, тятя!

Добромира не могла больше сдержать гнева; она сбежала с рундука и стала между Людою и конем, на котором сидел воевода.

- Живодеры княжеские! - крикнула она, обращаясь к конюхам и поднимая сжатые кулаки. - Палачи! Вы не умеете уважать ни седин старца, ни слез ребенка! Погодите! Придет и ваша очередь...

- Замолчи, старая ведьма! - крикнул на нее Славоша, подскочив и схватив ее за горло. - А не то я сейчас отправлю тебя ко всем чертям.

Добромира барахталась в руках конюха и глухо хрипела:

- Палачи!.. Живодеры!.. Мясники!..

Старый Коснячко смотрел в немом молчании на плачущую дочь. Лицо его выражало неизъяснимую боль, какую может чувствовать только родительское сердце. Две крупные слезы скатились по его старческим щекам.

- Не плачь! - сказал он ей ласково. - Отведи ее в светелку, прибавил он, обращаясь к Добромире, - спасибо тебе... Сидите дома и ждите моего возвращения...

Хотя воевода предчувствовал, что не вернется домой, тем не менее утешал Люду, но девушка продолжала стоять.

- Нет, я пойду за тобою! - сквозь слезы говорила она.

Воевода сурово посмотрел на нее и решительно ответил:

- Сиди дома!.. Слышишь!..

Конюхи насильно оторвали ее от ног отца, и отряд двинулся в путь.

У ворот дома воеводы собралось множество народа, который печально и участливо смотрел на сцену, происходившую во дворе. Люди, еще так недавно кричавшие на вече, теперь стояли в немом молчании, провожая бедного воеводу лишь взглядом. Они тяжело вздыхали, не смея выразить своего негодования или сочувствия. Они ожидали той же участи.