Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Из всего вышеизложенного ясно, что призвание Юрия Лугвениевича смоленскими горожанами (не имевшими достаточных сил для того, чтобы самим отстаивать Смоленск) помогло им продержаться в течение известного срока и в то же время создало новые предпосылки для окончательного подавления поднятого ими антифеодального восстания, носившего национально-освободительный характер.

Последний этап в истории смоленского восстания характеризуется наступлением на город вооруженных сил Великого княжества Литовского. В первый раз литовское войско подошло к Смоленску в ноябре 1440 г. В течение двух недель оно опустошало Смоленскую землю. Были разорены посады, выжжены монастыри и церкви, убито и взято в плен множество местных жителей. Но города на этот раз литовские феодалы взять не смогли и были вынуждены отступить («и много зла сотворися и поидоша прочь») [2285] ПСРЛ, т. XVII, стр. 69, 184, 339. .

Литовское господство в Смоленске было восстановлено только в 1441 г.

Если антифеодальное восстание в Литве в 1440 г. было связано с народной освободительной борьбой против господства литовских феодалов, то восстание в Москве в 1445 г. приобрело антиордынскую направленность.

О волнениях в Москве, в 1445 г. ряд летописей рассказывает более или менее одинаково. Поводом к этим волнениям послужили два обстоятельства. Во-первых, 7 июля в бою под Суздалем русское войско потерпело большое поражение от татар, и ряд русских князей, среди них великий московский князь Василий II, был взят в плен. Татарское войско двинулось к Владимиру и Мурому. Ожидался приход татар под Москву. Во-вторых, 14 июля в Москве вспыхнул страшный пожар, уничтоживший Кремль, и это вызвало большое возбуждение народа.

В некоторых летописях (например, в Ермолинской) о московском пожаре сказано глухо: «а Москва град тогда бяше вся погорела, Кремль» [2286] ПСРЛ, т. XXIII, стр. 152. . Но большинство летописей дает более подробное изложение бедствий, им причиненных. Пожар начался ночью и распространился настолько быстро, что сгорели все деревянные здания («яко ни единому древеси на граде остатися»), каменные же церкви и крепостные стены во многих местах рухнули («церькви каменныя распадошася, и стены градныя каменыя падоша в мнозех местех»). Сгорела княжеская казна, погибло в огне большоё количество товара, свезенного владельцами из разных городов в Москву, как наиболее надежный укрепленный пункт, из-за боязни татарского набега. Летописи отмечают гибель во время пожара многих людей, как из числа местного населения, так и пришлых, собравшихся из различных мест, с тем чтобы в Москве выдержать осаду татар: «…от многых бо градов множьство людей бяху тогда ту в осаде». Летописи говорят, что, когда возник пожар, население оказалось как бы в клетке, потому что в Кремле разгорался огонь, а ворота были закрыты, ибо все время угрожало татарское нападение. Число погибших людей летописи определяют глухо («множество», «многое множество»). Об их социальном составе и возрасте также нет подробных данных. Имеются указания лишь в очень общей форме на «священноиноков, и священников, и иноков, и инокинь, мужей, и жен, и детей…» [2287] ПСРЛ, т. XVIII, стр. 194; т. V, стр. 268; т. VI, стр. 171; т. VIII, стр. 113; т. XI, стр. 65; т. XX, стр. 258; т. XXV, стр. 263.

После пожара начался уход населения из Москвы. Летописи сообщают об этом в очень лаконичных выражениях, из которых, однако, видно, что хотели уйти из выгоревшего города и иногородние и местные жители, причем люди зажиточные (очевидно, феодалы, богатые купцы). Так, в Симеоновской, Софийской второй, Воскресенской, Никоновской летописях указано: «могущей бо бежаху (в другом списке: «бежати») оставиша (в другом списке «оставивши») град, бежати хотяху…» [2288] ПСРЛ, т. XVIII, стр. 195; т. VI, стр. 171; т. VIII, стр. 113; т. XI, стр. 65. . Смысл слов «могущей» покинуть Москву можно понимать двояко: 1) те, кто мог сделать это, имея место жительства в каком-либо ином городе; 2) те, кто обладал средствами для выезда. О мотивах ухода ряда жителей из Москвы некоторые соображения высказывает Львовская летопись: «а тут в граде бояхуся татар жити, а князь великий в полону у татар, открепитися им не о ком» [2289] ПСРЛ, т. XX, стр. 258. . Следовательно, Москва после пожара в глазах многих в ее пределах находившихся людей уже не представляла ценности в качестве крепости, способной выдержать осаду, а угроза набега татар оставалась вполне реальной. Взятие в плен татарами великого князя Василия II, казалось, особенно делало Москву беззащитной, обрекало ее участи стать татарской добычей.

Подобные настроения, разговоры и вызванное ими бегство многих лиц из Москвы явились причиной волнений среди рядовой массы городского населения («а граждане в велице тузе и волнении бяху»). Эти рядовые горожане (которых летописи называют «чернь», или «чернь, худые люди»), во-первых, проявили стойкость, не поддаваясь на распространяемые слухи о татарской опасности и о том, что с пленением великого князя участь Москвы, как города, который захватят татарские войска, предопределена. Во-вторых, они стали оказывать активное воздействие на тех, кто уходил из города: задерживали их, избивали и налагали на беглецов оковы («а хотящих из града бежати начаша имати, и бити, и ковати»). Наконец, «чернь» приступила к созидательной работе — к реставрации укреплений, уничтоженных вовсе или сильно поврежденных пожаром («чернь же съвъкупишася начаша врата градния преже делати») [2290] ПСРЛ, т. XVIII, стр. 195; т. VI, стр. 171; т. VIII, стр. 113; т. XI, стр. 65; т. XX, стр. 258. .

Картина, представленная летописями, при всей беглости зарисовок достаточно выразительна. В 1445 г. в Москве, очевидно, повторилось примерно то же самое, что там было в 1382 г. Город остался без князя. И в 1382 г., и в 1445 г. москвичи и собравшиеся в Москве многочисленные выходцы из других городов и сельских местностей с тревогой ожидали татарских полчищ. Эта угроза была одинаково реальной в обоих случаях, хотя в 1382 г. Тохтамышу удалось захватить Москву, а в 1445 г. татарское нападение не осуществилось. Обстановка, создавшаяся в Москве и в 1382 г., и в 1445 г., повторяю, была одинаково тревожной. Среди представителей господствующего класса и тогда и теперь обнаружились растерянность, страх перед надвигающимися событиями (ожидаемый подступ к городу татарских военных сил), отсутствие воли к сопротивлению врагу, стремление уйти из Москвы, чтобы избежать опасностей.

И в этой тревожной обстановке, и в 1382 г., и в 1445 г., на передовую арену развертывающихся событий выступает народ, который берет в свои руки руководство ими. Но, чтобы получить власть, он должен был применить силу в отношении тех, кто мешал избранной им линии поведения, — в отношении феодалов, богатой посадской верхушки. На основании летописных данных мы имеем право говорить, что и в 1382 г., и в 1445 г. в Москве имело место антифеодальное движение. Классовый характер выступления московских горожан в 1445 г., по летописи, проявляется даже более отчетливо, чем в 1382 г. В событиях 1382 г. город в целом противопоставляет свою позицию (обороны Москвы) феодалам. В 1445 г. среди самих горожан наблюдается различие позиций. Последовательная линия защиты столицы проводится рядовым торгово-ремесленным населением и посадской беднотой, которые в конце концов заставили подчиниться своим требованиям феодалов и экономически состоятельную часть посада.