Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Несмотря на свою церковно-религиозную историософию, повесть о Царьграде имела прогрессивное значение, ибо под религиозной оболочкой содержала призыв к национально-освободительной борьбе. И это ее прогрессивное значение становится еще яснее, если проанализировать второй из двух (намеченных в ней) идейных пластов, именно конкретное описание действий константинопольского населения, выступавшего против турецких завоевателей. Имеются все основания предполагать, что этот второй пласт заимствован составителем из дневниковых записей Нестора Искандера, когда-то взятого в плен турками и обращенного из христианства в мусульманство, участвовавшего в 1453 г. в осаде Константинополя на стороне турок, но сочувствовавшего осажденным грекам. Эти записи проникли как-то на Русь и вошли в состав «Истории», составленной в 1480 г.

Основное, что бросается в глаза в описании защиты Царьграда в 1453 г., — это подчеркивание роли всего населения, всех горожан. Действуют против захватчиков не только «вельможи», но «вси людие града». «Градцкие люди» являются подлинными героями сопротивления турецкой агрессии. Взбираясь на крепостные стены, «градцкие люди», «от мала и до велика», мужчины и женщины, до конца оказывали отпор неприятелю, «бьяхуся крепце» [2525] «Повесть о Царьграде…», стр. 6, 13. . Они стреляли из пушек и из пищалей «елико можаху». Когда турки уже ворвались в Константинополь, народ продолжал неравную с ними борьбу [2526] Там же, стр. 9, 34. . Совершенно очевидно, что запечатленные на страницах «Истории» сцены мужественного поведения константинопольских горожан, до конца не сдававшихся врагу, были особенно близки сознанию и воображению русского посадского населения, в 1480 г. потребовавшего от Ивана III решительной схватки с Ахмедом. Эти требования были настолько категоричны, что московский великий князь боялся сделаться жертвой гнева московских посадских людей («бояся гражан мысли злыя поимания») и уехал из Москвы в Красное «сельцо» [2527] ПСРЛ, т. VI, стр. 230. . Можно думать, что и составитель «Истории» должен был считаться с такими настроениями московских горожан. Поэтому под покровом своей религиозной историософии он отразил и подлинно народный патриотизм. А за его книжной схемой о борьбе «христианства» и «басурманства», как ведущей линии исторического процесса, звучит народный призыв к защите своего «отечества». Это — тот же призыв, который содержится и в летописных сводах при изложении борьбы Руси с татаро-монгольским игом в 1480 г.: «О храбрии, мужествении сынове рустии! Потщитеся съхранити свое отчьство, Рускую землю от поганых! Не пощадите своих глав, да не узрят очи ваши разпленениа и разграблениа домом ваших…» А далее в летописных сводах говорится о тех «землях», которые не смогли сохранить свою независимость, были завоеваны неприятелем, о людях, которые «погубили» свое «отечество» [2528] ПСРЛ, т. VIII, стр. 207. . Пример одной из таких «земель» — одного из когда-то могущественных государств был показан на страницах повести о Царьграде, созданной на Руси в это время.

О падении политической независимости Тверского княжества в летописных сводах сохранились различные известия, иногда противоречивые, а в большинстве случаев освещающие разные стороны одного и того же события и тем самым дополняющие друг Друга.

Согласно данным Тверского сборника, в 70-х — начале 80-х годов XV в. Тверское княжество находилось в союзе с Московским, признавая его политическое верховенство. Тверские войска участвовали вместе с московскими в походах на Новгород в 1471 ив 1478 гг., входили в состав русских вооруженных сил, направлявшихся к реке Угре против Ахмед-хана в 1480 г. В начале 1480 г., по случаю брака сына Ивана III — Ивана Ивановича Молодого, московский великий князь отправил в Тверь своего посланца Петра Григорьевича Заболотского с подарками тверскому князю Михаилу Борисовичу и его матери княгине Анастасии.

Но к концу 1483 г., как можно судить по тому же Тверскому сборнику, в отношениях между Михаилом Борисовичем и Иваном III произошло какое-то осложнение. Тверской князь был недоволен политикой великого князя московского и поэтому, когда в Тверь прибыл из Москвы Владимир Елизарович Гусев «с поклоном» и с известием о рождении у князя Ивана Ивановича сына Дмитрия, Михаил Борисович «поклона не приаль», посла «выслал…вон из избы» и «к матери ему ити не велель к великой княгины Настасии» [2529] ПСРЛ, т. XV, стр. 497–499. .

Что явилось причиной разрыва между Москвой и Тверью? На этот вопрос отчасти отвечают Софийская вторая и Львовская летописи Московские землевладельцы систематически, при поддержке великого московского князя, нарушая московско-тверскую границу, захватывали земли тверских вотчинников. Последние, как указывают летописи, терпели «многы от великого князя и от бояр обиды и от его детей боярскых о землях…» Согласно летописным сведениям, «где межи сошлися с межами, где не изобидят московские дети боярские, то пропало, а где тферичи изобидят, а то князь велики с поношением посылает, и с грозами к тверскому, а ответом его веры не имет, а суда не даст» [2530] ПСРЛ, т. VI, стр. 237; т. XX, стр. 352. .

Картина, по-моему, ясная. Летописный рассказ как нельзя лучше иллюстрирует то положение, которое было раскрыто во второй главе монографии: одной из важных предпосылок образования Русского централизованного государства было распространение из пределов Московского княжества в разных направлениях феодального землевладения. Земельные владения московских вотчинников вклинивались в глубь Тверского княжества. При этом московский великий князь нарушал старинную правовую норму, содержащуюся в договорных грамотах московских и тверских князей, о том, что порубежные споры по земельным делам должны решаться «опчим судом» из «людей старейших» обоих княжеств [2531] ДДГ, стр. 204, № 63. . Из приведенного выше летописного текста видно, что великий московский князь присвоил себе функции «опчего суда», односторонне вынося решения по земельным спорам московских бояр и детей боярских с тверскими в пользу первых. В то же время Иван III старался привлечь тверских землевладельцев на свою службу. Судя по данным Никоновской и других летописей, в 1476 г. из Твери «приехаша… служыти» московскому князю «мнози бояре и дети боярские» [2532] ПСРЛ, т. XII, стр. 168; т. XXV, стр. 308. .

Трудно сказать, как отражался переход имений от тверских вотчинников к московским на положении крестьянства и вызывало ли это обстоятельство какие-либо волнения в их среде. Материала, который позволил бы дать ответ на этот вопрос, в нашем распоряжении нет. Но можно думать, что перераспределение земельной собственности среди феодалов, сопровождавшееся острой борьбой между московскими и тверскими землевладельцами, не могло не затронуть крестьян. Вероятно, классовые противоречия в деревне обострились. Так, Псковская вторая летопись упоминает под 1485 г. о тверских «разбойниках» [2533] «Псковские летописи», вып. 2, стр. 68. , а нам уже не раз приходилось упоминать, что в разбойничестве, как социальном движении, наблюдались в какой-то мере и антифеодальные черты.