Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

В источниках сохранились чрезвычайно интересные (и в большом количестве) указания на то, что в связи с появлением в разных частях страны крупных сел менялись пути сообщения. Они начинали проходить через такие села. И делалось это стихийно, в силу того, что само население прокладывало новые дороги через те населенные пункты, которые приобретали известность как центры земледельческой культуры. Владельцы же земель, на которых были расположены подобные пункты, напротив, в ряде случаев стремились добиться от великокняжеской власти запрещения разным «ездокам» передвигаться «непошлыми» дорогами, чтобы избавиться от обязательных постоев, предоставления в своих селах кормов приезжим людям (часто выполнявшим поручения государственной власти) и т. д.

Из жалованной грамоты великого князя Ивана III Спасо-Евфимьеву монастырю 1472–1479 гг. узнаем, что «ездоки» «проложили дорогу непошлую» на монастырское село Мордошское в Суздальском уезде, «а пошлою де дорогою старою не ездят». Князь велел «ту их дорогу непошлую… засечь и заповедати», установив с нарушителей этого постановления штраф в сумме двух рублей [467] АСЭИ, т. II, стр. 508, № 468. . В 1467–1474 гг. бил челом великому князю Ивану III игумен Троице-Сергиева монастыря Спиридоний с просьбой запретить «всяким ездокам» ездить «непошлой дорогой», которая «пролегла» на монастырские села Скнятиновское и Едигеевское в Угличском уезде. Просьба игумена была удовлетворена [468] АСЭИ, т. I, стр. 264, № 360. . В 1473–1489 гг. Иван III по челобитью митрополита Геронтия постановил, чтобы в дальнейшем не было проезда через богатую торговую слободку Караш в Ростовском уезде [469] АФЗХ, ч. 1, стр. 25, № 5. .

Число подобных примеров можно значительно увеличить. При этом обращает на себя внимание то обстоятельство, что новыми путями сообщения обычно охватываются зажиточные, богатые хлебом, села.

В селах еще в очень слабой мере производился товарный хлеб. Страна жила в условиях натурального хозяйства. Но хлеб, поступавший из разбросанных в разных уездах, принадлежавших крупным землевладельцам (особенно монастырям) сел в центры владельческого хозяйства в качестве оброка, являлся объектом иногда довольно сложных и длительных перевозок. Рента продуктами содействовала установлению связей между различными районами и центром Руси, между селами в пределах разных районов. И в то же время расширению этих связей препятствовала система феодальной раздробленности, постоянных застав и мытов. В архивах разных монастырей сохранились княжеские грамоты, которыми, по просьбе монастырских властей, князья разрешали беспошлинный провоз оброчного хлеба из монастырских сел.

Из грамот тверского князя Михаила Борисовича (1461–1485 гг.) видно, что из Троице-Сергиева монастыря два павозка и две лодки ежегодно отправлялись за хлебом и маслом в монастырские села Прилуки и Присеки Угличского уезда. Оттуда же привозили в монастырь всякие запасы на возах, гнали скот. По распоряжению тверского князя его мытники и другие пошлинники не должны были взимать мыта и прочих пошлин с монастырских судов, возов и с крестьян. Через Козловский мыт в Серебожской волости Дмитровского уезда проезжали крестьяне из сел и приселков Троице-Сергиева монастыря «з житом или з животиною» или с другим каким-либо «товаром». Грамота Ивана III 1467–1474 гг. освобождала их от уплаты мыта и остальных пошлин.

Согласно сведениям, имеющимся в грамоте великого князя Ивана III юрьевскому наместнику 1493 г., явствует, что из суздальского села Шухобалова, принадлежавшего тому же монастырю, доставлялось в монастырь «жито». В грамоте говорится о том, что суздальский наместник взял за провоз монастырского «жита» на 154 возах мыт в сумме полутора рублей и девяти денег. Князь велел вернуть в монастырь эту сумму и распорядился, чтобы в дальнейшем, «коли повезут к ним в монастырь их хлеб из их села из монастырского из Шухобалова», наместник не брал с монастырских приказных людей «никоторых пошлин». Судя по грамотам дмитровского князя Юрия Ивановича 1504 г. и московского великого князя Ивана III 1505 г., в Симонов монастырь ежегодно привозилось беспошлинно на ста возах «жито» из дмитровских сел и деревень [470] АСЭИ, т. I, стр. 209, № 294; стр. 214, № 303; стр. 263 № 358; стр. 453, № 573; т. II, стр. 467, № 427; стр. 474, № 432. .

Итак, даже в условиях натурального хозяйства между центрами феодальных владений и отдельными селами в разных землях как земледельческими центрами происходило постоянное общение, подготавливавшее условия для политического объединения на феодальном базисе русских земель.

На протяжении XIV в. и особенно в XV в. в Северо-Восточной Руси шла интенсивная распашка запустевших, заброшенных земель, на которых когда-то были земледельческие поселения, но откуда крестьяне ушли из-за разорения, вызванного феодальными войнами, набегами татар, неурожаями, недородами, голодом, болезнями и т. д. В актах постоянны указания на запашку пустошей («пахали, господине, те земли на монастырь за пусто»; «пахали есмя, господине, орали и сеяли… на пустоши…»; «поорали, господине, ту пустошь… да и посеяли…» [471] АСЭИ, т. I, стр. 541, № 628; стр. 418, № 539; стр. 399, № 523. и т. д.).

Землевладельцы и их приказчики стремятся извлечь доход из такого рода земельных участков, долгое время бывших в запустении, и отдают их «в наем» (в аренду) за определенную плату своим и чужим крестьянам. В аренду сдаются и черносошные земли. Так, в 1448–1461 гг. крестьяне Логина Корыткова «поорали» земли митрополичьего владимирского Царевоконстантиновского монастыря, причем владелец крестьян обязался уплатить митрополичьей кафедре «наем с тое земли» в соответствии с существующими расценками («как идет в людех»). В 1462–1464 гг. посельский принадлежавшего князю Андрею Васильевичу села Воиславского Звенигородского уезда Леша говорил на суде относительно пустоши Лагиревой, на которую заявляла права митрополичья кафедра: «…та, господине, земля наша Воиславскаа, а мы, господине…ту землю орем, и сеем и в наем даем» [472] АФЗХ, ч. 1, стр. 180–181, № 202; стр. 97, № 103. . Из судного списка 1464–1478 гг. по делу между Троицким Махрищским монастырем и старостой великой княгини Марии Ярославны Давыдом Шаболдой видно, что последний «имал наем» у монастырских крестьян с селища (места, где когда-то было село) Лаптева в Переяславском уезде, которое они у него «наимывали» под пашню. В 1474–1475 гг. старожилец Алексей Алферов, живший в деревне Чекмасовской Московского уезда, давал на суде показания о том, что он в течение 30 лет «поляну наимовал» у посельского Троице-Сергиева монастыря. старца Матвея. В 1488–1490 гг. крестьянин Иван Федоров рассказал судье, разбиравшему дело Троице-Сергиева монастыря с черными крестьянами Нерехотской волости Костромского уезда, что он, «живучи за монастырем за Троицким», «пахал, орал и сеял» земли, которые «наймовал» у нерехотского становщика. В докладном судном списке по земельному спору между властями Троице-Сергиева монастыря и черными крестьянами Костромского уезда 1495–1499 гг. имеются сведения о том, что крестьянин Гаврила Лягавин «наймовал» у великокняжеских тиунов пустошь Бураково «в кортому косить». Выступавший на суде в конце XV в. по делу между Троице-Сергиевым монастырем и князем И. К. Оболенским монастырский старец Исайя рассказывал, что он «давал в наймы» селище Зеленево в Малоярославском уезде крестьянам «косити, и орати, и дрова сечи и береста имать на деготь». Крестьяне Троице-Сергиева монастыря со своей стороны подтвердили на суде, что они на этом селище «пахали, орали и борановали», и высевали ячмень а также «лес секли и бересты драли на деготь» [473] АСЭИ, т. I, стр. 247, № 340; стр. 321, № 431; стр. 417, № 539; стр. 461, № 583; стр. 511, № 607а; стр. 506, № 607; стр. 507, № 607; стр. 512, № 607а. .