Николай Николаев - ТАСС уполномочен… промолчать

Мужчины поднялись быстро и без паники. Майка, штаны – и в дверь. Учебная, не учебная тревога, кто знает. Дышать было уже трудно. Дым в темноте – мобилизует, это уж точно. Вырвались в коридор. Из соседней каюты – открытое пламя… «…Подожгли», – мелькнула мысль. По коридору – и вверх по лестнице, на этаж выше, к ресторану. Потом еще этаж – и палуба…

Валера бежал последним. В какой-то момент ощутил, что дым уже полностью занял легкие, закашлялся, упал на пол.

Но это было уже наверху. Пластмасса горит быстро. Запах при этом!

…У самого пола, сантиметров на двадцать – двадцать пять, был воздух. Это и спасло его. Втянув глоток, пополз к выходу. Глаза резало, грудь выворачивало от ядовитого запаха… И все за какие-то минуты… На берег сошли спокойно, по сходням на корме. Девчонки – впереди, потом ребята. То есть поначалу все было и спокойно, и непонятно. Потом, когда народ начал прыгать с борта на бетон причала и ломать ноги, появилась тревога.

Когда повалил дым и подъехали пожарные, люди стали собираться по группам. Начали разбивать иллюминаторы с этого борта, чтобы вытащить попавших в западню. Самый нижний ярус был на полтора метра ниже уровня причала, поэтому корабль надо было чуть отодвинуть.

Сто человек уперлись руками в железную махину – и он чуть отошел в сторону…

Юра протискивался сквозь иллюминатор, багровея на глазах – осколки стекла оставили кровоточащие полосы. Одежду ему какую-то дали уже свои, на берегу. Вообще паники особой и не было. Может, еще и оттого, что не было открытого пламени. Ну дым валил, отблески мелькали, но сам пожар бушевал глубоко внутри, рядом с 348 каютой… Минут через сорок поняли, что нескольких человек нет – из красноярской группы, из Мордовии, из Подмосковья… Но надеялись еще до утра. Валеру выворачивало от кашля, где-то через час его забрали в госпиталь. Николай здорово хромал – подвернул ногу, когда прыгал на причал. Василий закутался в какой-то «бухарский» халат.

Продрогли стоять на воздухе. Светало, и побрели в школу неподалеку через строй репортеров.

– Зато через три часа в школу уже принесли газеты с нашими фотографиями, – вспоминает Е. Гашо. – А кадры хроники, где мы Николая вели, показали по нашему ЦТ.

Утром у школы стояли столики с телефонами. Можно было подойти, назвать город, написать номер, и тут же соединяли.

Булочки, сок, бутерброды, салфетки. Уже не помню, кажется, к обеду подошли автобусы. Развезли по гостиницам. В душ – и спать. Проснулись уже к вечеру. Смесь полузабытья и галлюцинаций: неужели это было со мной?..

Питание, кажется, началось с ужина. После привычной российской кухни на «Приамурье» – устрицы, салатики из двух листочков, кофе и вода со льдом. В номере – кимоно, зеленый чай в термосе, спутниковый телефон.

Японцы среагировали быстро. Нет, не пожарные, которые тушили пожар часов десять, а простые люди. Прочитав в газетах про эту трагедию, тут же начали собирать помощь. Одежда, обувь, какие-то сувениры, зонтики… По 50 долларов – всем туристам.

А дальше начинается самое веселое. Как вы думаете, кто больше всех хватал (так и хочется сказать – «хапал…») гуманитарную помощь отзывчивых японских граждан? Именно те, кто особо ничего и не лишился. Собственно, самое интересное – потом. «Спутник» валил на команду, команда оправдывалась, что подожгли сами туристы. У кого-то сгорело все, у кого-то вещи и покупки пострадали от воды и пены пожарных. А у кого-то все осталось. Именно эти товарищи и преуспели в приобретении халявы.

Через три дня, когда за нами пришел комфортабельный «Константин Черненко», японские фирмы привезли электронику – для возмещения потерь. Всем не хватило, и вот тогда уже японцы решили помочь – дали такси, на которых желающие поехали в Кобе за техникой.

Потом начали составлять списки – у кого что сгорело. Собрали, прочитали – прослезились. И дубленка туда попала (в мае?..), и видеокамер тьма, и драгоценности. Списки вернули, попросили: «Просмотрите, может, что-то вы оставили дома?» И соседи стали друг другу подписывать эти бумажки: «Помнишь, штаны у меня были белые?..» – «Помню…»

…Много еще чего было в то время. Прогулки по фешенебельным магазинам города в сланцах. Но главное – это прощание с погибшими в одном из храмов Осаки. Тяжелое впечатление. Цинковые гробы, непривычная для нас обстановка в храме… Да и вообще тяжело – ведь еще дня три назад мы с ними разговаривали…

Тогда, впрочем, было не до вопросов – отчего загорелось, кто тушил, кто спасал?.. Валили все на команду, хотя она действовала достаточно профессионально, пытаясь до последнего момента спасти людей. Правда, если бы не задраенные в наших каютах иллюминаторы, может, спасли бы еще людей из кают, что располагались со стороны моря.

Но главный вопрос в другом: неужели те, по чьей вине загорелся корабль, не могли, убегая, хотя бы разбудить всех соседей рядом?! Можно сколько угодно говорить, что корабль старый (27 лет), что материалы переборок и стен – горючий пластик, но правда в том, что возгорание произошло по вине пассажиров. То ли от «бычка», то ли от кипятильника…

…Владивосток встретил холодными ветрами и следователями, которые опрашивали всех часа четыре. Все это время корабль не подпускали к причалу. Вышли на берег уже к вечеру, в рубашках, подаренных заботливыми японцами. На улице – градусов пять или шесть тепла…. Гостиница была с тараканами и без горячей воды. Значит, все в порядке, мы действительно дома…

7 декабря 1988 года в 11.41 по московскому времени в Армении произошло землетрясение, уничтожившее город Спитак, разрушившее Ленинакан, Степанаван, Кировакан. Превратились в руины 58 сел на северо-западе республики, частично было разрушено почти 400 сел. Погибли десятки тысяч людей, полмиллиона остались без крова. Потери национального богатства составили 8,8 миллиарда советских рублей. За последние 80 лет это наиболее мощное землетрясение на Кавказе.

«Это было очень похоже на войну, которую нам довелось видеть только в кино, – разбомбленные дома, засыпанные обломками зданий улицы и беженцы, бредущие в пугающую неизвестность. И хочется посмотреть наверх – не летит ли «юнкерс» с новым грузом бомб, и ищешь где-то на уцелевших стенах черную надпись: «Бомбоубежище», – писали журналисты «Известий».

Веером висящие панели на единственной, чудом сохранившейся стене девятиэтажки. Они, казалось, до сих пор раскачиваются, будто белье на ветру, приоткрывая взору обломки книжного шкафа, розовый абажур, висящий в простенке «ни на чем», но почему-то целый телевизор. А за стеной – просто груда мусора высотой этажа в три. Другой дом, уцелевший примерно на одну треть – внутренняя часть, с полностью разрушенными соседними секциями, да и оставшаяся – сплошной обломок чьих-то жизней: порушенные внутренние перегородки, пробитые и проломленные потолки, зажатые между панелями ватные полуобгоревшие одеяла.