Владислав Гончаров - 1917. Разложение армии

В последнюю минуту, когда почти все солдаты и матросы были посажены на суда, когда часть из них уже отвалила и на площади оставалось только несколько сотен безоружных рабочих, товарищ Г. Смолянский принес только что полученную телефонограмму Центрального Исполнительного комитета, воспрещающую демонстрации протеста против расформирования полков. Но так как на площади оставалась лишь кучка рабочих, не собиравшихся ехать в Петроград, и так как в цель нашей демонстрации не входил протест против расформирования, то принесенная в последнюю минуту телефонограмма не была оглашена. Даже если бы она была получена раньше, когда гарнизон был на площади, она не сумела бы никого удержать, ибо слишком сильно было желание ехать в Петроград.

В девятом часу утра мы выехали в Петроград. Я был на «Зарнице». Когда мы подходили к устью Морского канала, с нами поравнялся катер военного ведомства, нагруженный солдатами минного батальона. Они требовали выдачи двух офицеров их батальона, которые первоначально отказывались участвовать в демонстрации, а затем неожиданно, потихоньку, украдкой поехали на «Зарнице». Видя возбуждение товарищей солдат, мы, опасаясь насилия над офицерами, побоялись им выдать последних и заявили, что подвергнём их аресту на «Зарнице». Солдаты согласились и сразу же заметно успокоились. Когда через некоторое время они снова попросили передать на их пароход этих двух офицеров, то мы согласились, взяв предварительно с солдат слово, что они не учинят над офицерами никакого насилия. После этого два офицера минного батальона с «Зарницы» перешли на катер военного ведомства.

Около 11 часов утра мы пришли в Петроград. Одна часть высаживалась на Васильевском острове, другая – на Английской набережной. Встретивший нас А.М. Любович дал инструкцию идти ко дворцу Кшесинской, где нам будет дан маршрут к Таврическому дворцу. Выстроившись на набережной Васильевского острова, мы стройными рядами, как подобает воинским частям, с оркестрами музыки двинулись к Биржевому мосту. В самом первом ряду шла организационная комиссия, в том числе и я. За нами несли плакат: «Вся власть – Советам», а за плакатом шел 1-й Балтийский флотский экипаж, предшествуемый оркестром музыки.

Перейдя Биржевой мост, мы по Кронверкскому проспекту подошли ко дворцу Кшесинской. Здесь мы остановились и построились в несколько рядов. Товарищи приветствовали с балкона гарнизон революционного Кронштадта. Эсеры, оставшиеся недовольными нашей остановкой у дворца Кшесинской, покинули демонстрацию. Конечно, это касается только лидеров кронштадтской организации эсеров. Все рядовые эсеры продолжали и в дальнейшем принимать участие в демонстрации.

От дворца Кшесинской мы через Троицкий мост вышли на Марсово поле, а затем, пройдя по Садовой, свернули на Невский проспект и по Литейному направились к Таврическому дворцу. Все шло благополучно до тех пор, пока мы не достигли угла Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы. До этих пор наша процессия имела стройный, организованный порядок. Но как только мы дошли до угла Литейного и Пантелеймоновской, как из окон одного дома раздалась частая пулеметная стрельба.

В наших рядах произошла невообразимая паника. Некоторые товарищи инстинктивно схватывались за ружья и стали беспорядочно стрелять вверх в воздух. Я не имел при себе никакого оружия. Я и некоторые другие товарищи громко кричали, призывая к спокойствию, хладнокровию, прекращению бесцельной стрельбы, лишь наводящей панику, но наши призывы совершенно терялись в общем шуме и суматохе. Кто-то крикнул: «Ложись» – и почти все легли. Стрельба еще продолжалась. Многие ползком стали пробираться к подъездам, чтобы укрыться в них от стрельбы.

Через некоторое время стрельба затихла, и нам удалось построить наши ряды, которые на этот раз уже не носили такой выдержанной стройности, как прежде. Матросы, солдаты и рабочие – все смешались друг с другом, многие шли по панели, требуя, чтобы во всех домах закрывали окна и форточки. Тщетно я напоминал, что мы прошли пол-Петрограда, не подвергаясь обстрелу, и что нелепо в каждом доме подозревать подстерегающего врага. Лишь после того, как я или мой товарищ подходили к тому или иному участнику демонстрации и, положив ему руку на плечо, убеждали не волноваться, он успокаивался. Конечно, такая крайняя взволнованность вполне понятна, ибо многие из нас увидели кровь наших товарищей. По многим сведениям, здесь, на Литейном, было убито трое кронштадтцев и ранено около пятнадцати. Я распорядился, чтобы были оцеплены те дома, в районе которых раздались выстрелы. Тотчас же приехали грузовые автомобили с пулеметами, чтобы помочь нашим товарищам обнаружить виновников стрельбы. Как мне впоследствии передавали, удалось найти три пулемета. Как я узнал позже из разговоров, в то самое время, когда голова наша обстреливалась у Пантелеймоновской улицы, середина процессии была обстреляна на Невском проспекте. Наскоро собрав наших товарищей, мы пошли по Фурштадтской ул., по Потемкинской и по Шпалерной улице к Таврическому дворцу. Здесь стоял, выстроившись в две шеренги, 1-й пулеметный полк, который встретил нас громкими возгласами: «Ура». Мы, члены организационной комиссии, вошли внутрь дворца.

Через некоторое время мне сообщили, что кронштадтцы арестовали Виктора Чернова. Я тотчас же побежал его освобождать. Когда я выбежал на подъезд Таврического дворца, то увидел, что Чернова ведут к автомобилю. Расталкивая толпу, я также направился к автомобилю. Как только туда был посажен Виктор Чернов, вместе с ним вошли в автомобиль Л.Д. Троцкий и я. Я шепнул Виктору Чернову, что ни в коем случае не допущу его ареста, и тотчас же стал успокаивать толпу, заявив, что хочу иметь слово. Но громкий шум не прекращался. Наконец, Троцкий вскочил на передок автомобиля и произнес оттуда речь, после которой Виктор Чернов был беспрепятственно освобожден. Я помог ему выйти из автомобиля, а затем взял слово и обратился к товарищам с такой речью: «В Кронштадте одним из первых, заговоривших о переходе власти в руки Советов, был я. Теперь мы явились сюда, чтобы мирной демонстрацией засвидетельствовать наше политическое желание. Наша демонстрация происходит в пользу Советов. Как же вы решаетесь предпринимать действия, направленные против Советов? Ведь арестованный вами министр-социалист Виктор Чернов является членом Петроградского Совета, и именно этим Советом делегирован в министерство. Если бы вы арестовали Чернова, то вы бы этим донельзя обострили отношения с Советом рабочих и солдатских депутатов, за передачу власти которому вы стоите. Но, к счастью, благоразумие восторжествовало. И я приношу вам горячую благодарность и низкий поклон за то, что вы освободили Виктора Чернова».