Михаил Терентьев - Хивинские походы русской армии

Потеря наша была следующая: убиты — 1 штаб-офицер и 3 рядовых; ранены: 1 генерал, 2 штаб-офицера, 2 обер-офицера (кроме Маева, еще сотник Иванов) и 32 нижних чина; в том числе больше всего: 11 в сотне Есипова и 6 в ракетной батарее, вероятно, своими же ракетами. Туркмены потеряли одними убитыми до 800 человек. На привале получены от нескольких персиян и грузина, бежавших от туркменов, сведения, что последние собрались не впереди отряда, а позади и левее. Поэтому выступление было отложено до завтра и к Саранчову послано с лазутчиком приглашение пожаловать к отряду. Саранчов и пришел сюда на другой день, 16-го числа, но значительно позже ухода отсюда туркестанского отряда, который воротился к Ильялы, чтобы оттуда пройти к Кукчуку, куда потянулись туркмены. Дорогою Головачов получил предписание от Кауфмана с извещением, что и он выступил на подмогу из Хивы 15-го числа.

Головачов послал 6 сотен с ракетными станками в вагенбург привезти провианта еще на 3 дня и по возвращении кавалерии выступил от Ильялы к арыку Ходжа-гельды-Хан, где и стал на ночлег. Ночью несколько лошадей сорвались с приколов и произвели фальшивую тревогу, свалив несколько ружей, стоявших в козлах; ружья при падении выстрелили и убили одного урядника и одного джигита.

Какие это были ружья? Самопалами считались только игольчатки Карле, палившие, например, на приеме «к но-ге».

17-го числа на рассвете узнали, что туркмены потянулись частью к Куня-Ургенчу, откуда ушел Саранчов, а частью к Измыхширу. Выступив на Кукчук и заметив впереди большую пыль, Головачов послал туда всю кавалерию под начальством Блока, который скоро и настиг караван в 300 арб. Две уральские сотни были спешены и после короткой перестрелки овладели обозом, причем изрубили до 200 человек. Были ли это опять бабы и дети, в материалах не сказано, но так как на арбах едва ли могли ехать такие сорванцы, как нападавшие на отряд ночью под Чандором, и так как никаких военных трофеев Блок не представил, уверяя, будто «взятое сотнями оружие, холодное и огнестрельное, казаки уничтожили на месте схватки», то вернее предположить, что тут опять поплатились бабы и дети.

В 7-ми верстах далее нагнали второй обоз в 400 арб, на которые пущена только одна оренбургская сотня и легко справилась с «неприятелем», искрошив его как следует. Проскакали еще 6 верст, догнали уже 1000 арб. На такую почтенную силу «неприятеля» пущен был сначала дивизион Евгения Максимилиановича, потом дагестанцы и сунженцы. Караван был взят.

Во время атаки купец Громов убил из винтовки туркмена, занесшего саблю над головой его высочества, и тем спас ему жизнь. Захвачено в этот день 119 верблюдов и 5237 голов скота. Потеря наша состояла из 3-х раненых семиреченцев и 2-х джигитов. «Неприятель» потерял, конечно, великое множество. Арбы были сожжены. Прекратив преследование на границе песков, Блок остался ждать прибытия Головачова с пехотою. Отсюда, после привала до 3 1/ 2часов, войска пошли обратно до арыка Кулянияба, где были встречены Саранчовым, и стали на ночлег; 18-го отряд перешел к Нияз-шейху и стал тут ждать Кауфмана. Саранчов же дошел до Ильялы.

Кауфман выступил вечером 15 июля с 10 ротами, конвойной сотней и 8-ю орудиями из Хивы, где остались 6 рот, полсотни казаков и 2 орудия. Кауфман 18-го ночевал у креп. Измыхшир, а 19-го прибыл в г. Ильялы, где уже стояли отряды Саранчова и Головачова. 22-го числа оренбуржцы передвинуты к Кизил-такиру, куда 31-го числа к ним приезжал Кауфман проститься и отпустил их домой. С прибытием Кауфмана к отряду Головачова дальнейшее избиение туркменов прекратилось.

Рассказав все подвиги доморощенных черкесов, т. е. Головачова, Блока и компании, по подлинным документам, мы приходим к заключению, что Скайлер не лгал.

Только 6 лет спустя, в 1879 году, напечатано было, и то на правах рукописи, в ряду приложений, вслед за защитой Маева, записка, составленная Вейнбергом в 1877 году: «Об отношениях туркмен к Хиве и к русской власти в Аму-Дарьинском отделе». Вейнберг был чиновник министерства иностранных дел и заступил место Струве, получившего видное назначение (послом в Японию). Из этой записки мы впервые узнали еще одну подкладку туркменского разгрома. Вот что он пишет по этому поводу: «Генерал-адъютант фон Кауфман, прежде чем оставить Хиву, заключил с ханом трактат, исполнение которого могло быть только тогда надежным, если бы хан был хозяином в своем ханстве. Но хан сознался, что с туркменами он только тогда может справиться, если русские войска помогут ему наказать туркмен, т. е. по понятиям азиатцев, подвергнуть их избиению, хотя бы главнейшего из племен туркменских иомудов». Выходит, что единственно в угоду хану Кауфман и наложил на туркмен контрибуцию и, не ожидая даже первых взносов, велел их истреблять…

По словам Вейнберга, туркмены «с давних времен привыкли, в отношении к Хиве, разыгрывать роль преторианцев или янычар… Они возводили и низвергали ханов и распоряжались, как настоящие хозяева ханства». Далее, по его же словам, «Кауфман убедил настоящего владетеля Хивы, Сеид-Рахим-Хана, уравнять положение туркменов с прочими народностями, населяющими Хивинский оазис, обложить их правильною податью, не требовать более на ханскую службу туркменские конные отряды и не считать их исключительно военным сословием».

Откуда мог знать Вейнберг содержание разговоров Кауфмана с ханом? Только от самого же Кауфмана. Кто поручится, что это не сочинено, в видах оправдания перед историей, задним числом? Ведь отсюда вытекает ряд посылок: «Туркмены — преторианцы и янычары; преторианцы и янычары, в свое время, были поголовно истреблены; следовательно, и туркмен никто жалеть не будет…» Таким образом, беспричинная и ненужная жестокость Кауфмана по отношению к иомудам превращается в акт государственной мудрости! Истребление исключительного военного сословия, умиротворение ханства — кстати, пример для всех других хищников и отплата за тысячи неприятностей, сделанных ими России… Соблазн великий!

Понятие о жестокости есть понятие условное. Когда директория поручила генералу Бонапарте усмирить бунтовавшую парижскую чернь и кто-то из членов ее приказал было артиллерии дать залп, для острастки, поверх голов, Бонапарте воскликнул: «Что вы делаете? Пощадите народ… жарьте в самую середину!» Один залп рассеял толпу… бунт был усмирен сразу. А если бы стали нежничать, то Париж имел бы «свои три дня» и потерял бы вдесятеро более людей. Поэтому один добрый залп в начале гораздо человеколюбивее холостых выстрелов, которые неизбежно повлекут за собой десяток добрых залпов. Что касается исполнителей, то ведь дисциплина, да еще в военное время, когда за все полагается только расстрел, не допускает ни отговорок, ни отказа… Что такое солдат и вообще военные? Это левит. Вспомним главу 33 «Исхода», стихи 26–28: «Стал Моисей в воротах лагеря и сказал: «Кто Божий — ко мне». И собрались к нему все потомки Левия. И сказал им: «Так глаголет Господь, Бог израильский: «Препояшься каждый мечем своим, пройди лагерь от ворот до ворот вперед и назад и убивай каждый брата своего, каждый друга своего и каждый ближнего своего». И сделали левиты, как приказал Моисей, и легло в тот день из народа около трех тысяч мужчин».