Михаил Терентьев - Хивинские походы русской армии

Многие из хивинских купцов избегли ареста самым простым способом: они только надели чалмы, как бухарцы, и благополучно выбрались в степь.

Вместе с тем ханы Хивы и Бухары извещены были о принятой мере, причем первому пояснены были все неприязненные его действия с объявлением, что заложники могут бьггь выручены только освобождением всех русских пленных, у него находящихся.

Хан поспешил прислать в январе 1837 г. с посыльным нашим татарином своего посланца Кабылбая (правителя одной половины города Ургенча), но ему было объявлено, что признать его посланником при тогдашних обстоятельствах нельзя и что раньше всяких переговоров Хива должна освободить всех русских пленных; привезенные им письма были, однако же, рассмотрены: одно, без подписи, было, по уверению Кабылбая, от хана на Высочайшее имя, другое от мехтера (министра финансов) на имя военного губернатора; но ни в одном из них не говорилось ни слова об освобождении пленных. Хан, между прочим, приписывал все несогласия частным действиям придворных и жаловался на построение нами укрепления Ново-Александровского.

Посол был отправлен назад и снабжен письмом вице-канцлера к хану, от которого еще раз и категорически требовалось выдать всех русских пленных и не позже, как через 4 месяца.

Вскоре за тем (15 сентября) прибыл новый гонец из Хивы, с письмом на имя председателя пограничной комиссии о том, что хан приказал собрать и отправить на родину всех наших пленных; в конце октября получено известие и от Кабылбая с берегов Эмбы, о том, что он с русскими пленными следует в Оренбург. Тотчас сделаны были распоряжения к принятию нескольких сот наших соотечественников; но когда наконец 18 ноября прибыл бухарский караван и с ним посланец хивинский Кабылбай, то оказалось возвращенных-всего 25 человек, но зато это были люди, пробывшие в неволе по 30–40 лет, один даже 55, следовательно, с хивинской точки зрения, народ ни к чему не годный.

Однако ж возвращение и такого числа пленных было неслыханным до того событием, и потому оно было торжественно отпраздновано: весь город встретил вырученных из неволи земляков невдалеке от менового двора; духовенство отслужило благодарственное молебствие под открытым небом и окропило возвращенных святою водою, а купечество угостило их обедом.

Кабылбаю вновь, письменно и словесно, подтверждено было, что задержанные хивинцы не будут освобождены до возвращения на родину всех наших пленных; подарки отвергнуты, а товары хивинские, привезенные 20 купцами в свите посланца, были возвращены обратно за печатями. За возвращенных же из неволи 25 русских немедленно освобождено было 5 хивинцев со всем их имуществом. Кабылбаю дано и письмо к народу, как бы прокламация:

«Одиннадцать лет перед сим приезжал в Сарайчиковскую крепость Вуиз-Нияз и объявил, что прислан от владетеля хивинского с поклоном и что хан Алл акул хочет жить с Россией в дружбе, а в подарок привел слонов и аргамаков».

По высочайшему повелению Государя Императора ему отвечали: «Кто держит в неволе наших людей, тот нам недруг. Привезите их и тогда говорите о дружбе. От врагов подарков мы не принимаем и приятельских переговоров не ведем».

Ответ этот тогда написали на бумаге и вручили Вуиз-Ниязу.

«Требования нашего вы не исполнили… а прислали Кабылбая да с ним больных и старых, и то только 25 человек, русских невольников. Наконец, с Нагуманом вы писали, что высылаете пленных, и обманули… (пропускаем повторения).

Подумайте, что вы делали с посылаемыми от нас.

За 44 года перед сим был послан к вам по вашей же просьбе лекарь Бланкенагель для лечения слепого Фазыс-Бека. Вы содержали его под караулом и хотели убить.

19 лет назад был послан к вам из Оренбурга поручик Субханкулов. Вы его держали под караулом.

Через год потом был послан к вам из Грузии гвардии капитан Муравьев; вы его держали под караулом в Ильгильди… Так ли мы поступаем с вашими?»

Далее шли угрозы напустить на Хиву киргизов, которые к нам натаскают хивинцев, сколько хочешь. А мы их будем отсылать подальше и употребим на казенные работы.

«Посмотрим, кто наберет больше людей, вы или мы?»

Хан хивинский, видя, что наступает время расплаты за все беззаконные поступки хивинцев, и не видя уже возможности отделаться, по-прежнему, одними обещаниями, старался склонить Бухару к союзу против России; но эмир бухарский не только отказал ему в союзе, но даже отправил в Россию посла для скрепления дружественных к нам отношений. Посланец привел с собою слона в подарок Государю и представил трех выбежавших из хивинской неволи русских. Посол был допущен в Петербург, а в октябре 1839 г. отправился восвояси, вместе с горными инженерами, капитаном Ковалевским и поручиком Гернгросом, посланными, по просьбе эмира, для разыскания в Бухаре рудных месторождений.

В августе же 1838 г. с бухарским караваном прибыли еще два хивинские посланца с 5 челов. русских пленных. В представленном ими письме (по-прежнему без подписи и печати) просилось о присылке в Хиву русского чиновника для сбора и принятия наших пленных, русские же пленные присланы были не от хана, а от одного купца, родственники коего задержаны были в Оренбурге.

Один посланец был отпущен, а другой с 12 челов. прислуги был задержан. Мехтеру же было написано: «Доколе не исполните требований наших, не признаем послов ваших, и потому не присылайте их, они будут задержаны наряду с прочими».

Несмотря на то, через год, в августе 1839 года, прибыли новые два посланца хивинские, и на этот раз уже с 80 русскими пленными, из числа которых 32 человека были взяты с Каспийского моря весною того же года. Хан посылал их Государю в подарок, как «свою долю», которую получает из добычи морских разбойников. Посольство это вызвано было, как оказалось, устройством на pp. Эмбе и Ак-Булаке наших укреплений, назначавшихся служить складочными пунктами для предстоявшего в Хиву похода. Цель приготовлявшегося поиска заключалась в понуждении хана выдать всех русских пленных и предоставить караванной торговле нашей полную свободу. Между тем, несмотря на столько положительных обещаний хана освободить русских пленных, несмотря на беспрестанно отправляемые им посольства, он продолжал подстрекать киргизов и туркменов к захватыванию пленных. В том же 1839 году взято было с моря до 150 чел. рыбаков.

Все это делалось с расчетом захватить как можно больше русских, чтобы не убыточно было разменивать их на задержанных в России хивинцев.

Тогдашний вице-канцлер Нессельроде и военный министр граф Чернышев не только не сочувствовали идее похода, ввиду ничтожности намеченных результатов, но и всячески противодействовали в этом Перовскому. Испросив разрешения явиться в Петербург для личного доклада, Перовский добился наконец разрешения императора Николая I, когда на возражения Чернышева сказал Государю решительным тоном: