Александр Косарев - Клады Отечественной войны

И понятно теперь, чего ждал император французов в безвестной деревеньке Жашково, которую не на всякой карте и разглядишь. Он ждал того момента, когда благодаря предпринятым им усилиям всё же удастся выдрать бесценный обоз из-под проклятых Рыбок и доставить их под крыло «папочки». И план его был осуществлён именно с 4-го на 5-е. Трудились над спасением «Третьего золотого» не покладая рук. Прятали одно и перегоняли другое в более защищённое место. То-то наши «партизаны» были удивлены столь интенсивным движением обозов.

Маршал Ней буквально своей грудью прикрывал все эти меркантильные манёвры. 5-го числа он всё ещё стоял при Семлеве. Выставил пушки на плотину, перекрывавшую ручей при въезде в село, и огнём из всех калибров не давал возможности Платову перейти речку Семлёвку. Когда у него кончились боеприпасы, маршал свернул позицию и, переправившись по Протасову мосту, втянулся в громадный лес, тянувшийся до самого Славково. Основная задача, поставленная ему императором, была выполнена, обозы Евгения Богарне успели оттянуться к основным силам армии.

Транспортная сеть в той местности была такова, что теперь уже Платову никак не удалось бы достичь ускользнувших обозников, не обогнав Нея. А обогнать его нельзя было никаким другим образом. Был, разумеется, кружной путь, но столь длинный и затратный по времени, что смысла сворачивать туда не было абсолютно. Никакого выигрыша ни по времени, ни по расстоянию Платов получить не мог. Но основная игра, игра по-крупному, только начиналась, и игроки в лице Наполеона и Кутузова внимательно наблюдали друг за другом, стараясь использовать для своего собственного успеха малейший промах друг друга.

« 5-го ноября. Избегнув столь очевидной опасности, армия моя продолжала отступление к Смоленску. Оно становилось со дня на день затруднительнее. Запасы, взятые в Москве, истощились, лошади нуждались в фураже, гибли целыми запряжками, и мы принуждены были бросить (читай — спрятать) множество артиллерии. Зима сменила, наконец, прекраснейшую осень, необыкновенную в этих суровых странах ».

Эти строки пишет сам Наполеон. Судя по тому, что он не потерял способности оценивать достоинства золотой российской осени, с восприятием реальности у него всё в полном порядке. И та опасность, о которой он упоминает, и была опасность почти неминуемого окружения и потери корпусов вице-короля и Нея, вместе со всем вооружением и (самое главное) бесценным обозом. Но не случилось такого горя, отделался император достаточно малыми потерями и теперь тихо радуется.

Впрочем, из всей этой истории и мы должны сделать для себя весьма определённый вывод. Районы Жашковской и Чоботовской плотин на левом берегу реки Костря наиболее благоприятны с точки зрения вероятности обнаружения брошенного французами многотонного имущества. Песчаная почва, глубокие водоёмы с удобным подъездом, старинные плотины в качестве местных ориентиров идеально подходят для такого рода дел. Пушки, излишнее вооружение и значительная масса малоценных трофеев с высочайшей степенью вероятности спрятаны именно здесь, в и по сию пору крайне глухих и совершенно заброшенных людьми местах.

Как же расположились столь счастливо избежавшие настоящей катастрофы французы? Корпус шустрого Жюно прошёл Дорогобуж и встал в дер. Михалёвка. Чуть отставшая «молодая» гвардия заняла позиции на опушке леса за рекой Ужа. Кавалерийские корпуса, «старая» гвардия и главная квартира императора с известным комфортом расположились в Дорогобуже. Все остальные войска — Понятовского, вице-короля, Даву и изрядно потрёпанный за последние дни арьергард Нея тянулись от Чоботово, через Славково и чуть не до самого Дорогобужа.

Причём, заметьте, все последующие войсковые колонны предпочитали останавливаться именно там, где отдыхали их предшественники. Выгода такого поведения очевидна. Оборудованные кострища, запасы дров и брошенных повозок, и среди всего этого хаоса кучи соломы или лапника. Хорошо утоптанная земля, съедобные трупы лошадей, наконец! В таких нечеловеческих условиях не приходилось пренебрегать ничем. Дрова в огонь, конину в котелки, а неподъёмные ценности и излишнее оружие куда девать? Правильно мыслите, в землю, конечно же. То есть многочисленные стоянки, оборудованные ещё более многочисленными колоннами французской армии, использовались всеми, кто хотел спрятать то, что было уже не увезти. И все они делали это примерно в одних и тех же местах, а именно — на ночных бивуаках, которые нетрудно вычислить, используя описанные в моей книге географические ориентиры.

Как на грех, именно путь в 32 версты от Чоботово до Дорогобужа оказался крайне неудобен и тяжёл именно для обозных лошадей и артиллерийских упряжек. Генерал Дедем в своих мемуарах так описывает этот отрезок пути: « Нам то и дело приходилось взбираться и спускаться с маленьких холмов, на которых подъём вследствие заморозков был весьма скользкий. Французы, несмотря на все сделанные им предостережения не позаботились подковать лошадей на шипах: это было одною из главных причин, вследствие которых мы потеряли значительную часть артиллерии. Вид всех этих экипажей, скучившихся в общей толпе, был ужасен: приходилось еле двигаться гуськом, и горе тем, которые вдруг останавливались, — их моментально опрокидывали ».

Дело здесь было вот в чём. Подковы русского образца имели два выступающих шипа, которые разбивали лёд и позволяли лошади использовать всю силу своих ног. Подковы же французские были совершенно плоские и просто предохраняли копыта от стачивания на каменных французских дорогах. Они (подковы такого вида) не мешали двигаться и в грязи, но как только на дорогах появился лёд, то моментально появился и эффект, вызывающий скольжение по льду стального конька для фигурного катания. Дело доходило до того, что возницы срывали негодные подковы с лошадиных копыт палашами и тесаками, поскольку те скользили буквально на ровном месте.

Кроме того, на пути к городу Дорогобужу было и несколько по-настоящему тяжёлых переправ. Первая — через реку Костря, перед деревней Васино, а вторая — через реку Осьма, весьма разлившуюся с того места, как её проезжали по Протасову мосту. Узкие деревянные мосты неизбежно сужали человеческий поток, задерживали движение, и перед ними скапливалось большое количество повозок. К тому же сразу за Васино дорога вновь шла через большой дремучий лес, и поэтому повозки загораживали путь артиллерии, те — кавалерии, а те, в свою очередь, — всё ещё многочисленной пехоте.

Насмотревшись ужасов, творившихся на этом участке дороги, уже известный нам Роберт Вильсон писал из Зарубежа (примерно 40 вёрст от Вязьмы) лорду Каткарту.