Арсен Мартиросян - ТРАГЕДИЯ 22 июня: БЛИЦКРИГ ИЛИ ИЗМЕНА?

Характерно, что в своих письмах на имя Бебеля, писанных в 1891 г. (через год после опубликования статьи Энгельса), где трактуется о перспективе надвигающейся войны, Энгельс прямо говорит, что «победа Германии есть, стало быть, победа революции, что «если Россия начнет войну — вперед на русских и их союзников, кто бы они ни были!» [427]

Обратите внимание на возмущенное цитирование Сталиным слов Энгельса из письма Бабелю, особенно на самые последние — «если Россия начнет войну — вперед на русских…»

Дело в том, что за шесть с небольшим месяцев до упомянутого выше письма Сталина Тухачевский, повинуясь указаниям Троцкого о подготовке поражения в войне с Германией, с 10 февраля 1934 г. начал настойчиво продвигать тезис о некой целесообразности нанесения превентивных ударов по противнику в целях срыва его мобилизации, но прикрытия своей, т. е. проще говоря, стал настаивать на целесообразности для СССР выступить в роли агрессора! [428]

А еще ранее, с 20 н оября 1933 г., он впервые заговорил о непонятно откуда взявшемся приоритете встречного боя между хорошо вооруженными армиями! [429]

По сути дела выходит, что «теоретические изыскания» Тухачевского были четко скоординированы не только с указаниями Троцкого, но и на основании последних — с еще только план ировавшейся попыткой публикации статьи Энгельса! По сути дела стараниями Тухачевского у Запада на руках появились бы якобы неоспоримые козыри некой агрессивности СССР! Ну прямо п о Эн гельсу!..

22 июля 1934 г. Сталину удалось провести через Политбюро решение о нецелесообразности печатания статьи Энгельса [430] . Таким образом, очевидно, что в отношении политической составляющей описанной выше попытки он-таки дал своевременный отпор, чего, к сожалению, не скажешь в отношении военной. И уж если за чт о-то и винить Сталина, то именно за это, потому что, когда он спохватился, в принципе было п оздно [431] — авантюрная, если не п опросту злоумышленно преступная концепция Тухачевского п рочно укоренилась в и так н е отличавшемся разнообразием взгля дов на ведение современной войны мышлении генералитета того времени.

Результат же оказался более чем трагический…

Но как тогда оценивать действия Жукова и Тимошенко накануне войны? Ведь и они туда же — аналогичными методами, т. е. нанесением превентивного удара, умышляли сорвать развертывание войск вермахта? Речь идет о тех самых, никогда и ни при каких обстоятельствах не докладывавшихся Сталину планах от 11 марта и 15 мая 1941 г.

Ну не пора ли осознать, что если эти «гениальные» Планы хоть раз были бы доложены Сталину, то в силу его всеми признаваемой сильнейшей памяти и на фоне жуткой трагедии разыгравшейся в первые дни и недели войны, список «жертв» сталинизма мгновенно пополнился бы еще двумя фамилиями — Жукова и Тимошенко!

Истинная цель этих планов, равно как и баек Жукова о них, особенно о последнем, от 15 мая 1941 г., совершенно в ином. И она будет названа на страницах этой главы, когда очередь дойдет и до этого…

С точки зрения обороны концепция Тухачевского была фатально неадекватна, если не злоумышленно преступна, самому понятию обороны, потому как в случае ее претворения в жизнь всей системой реализованных в ее исполнение мер она откровенно создавала все условия для подставы наших войск под абсолютно гарантированные и никак неизбегаемые разгром, поражение и уничтожение!

Потому что жестко сориентированные на немедленное встречно-лобовое контрнаступление, в формате контрблицкрига или, строго по-военному, на отражение агрессии только немедленными стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями, войска Первого стратегического эшелона в таком случае находятся в состоянии крайней неустойчивости именно с точки зрения обороны, да и прикрытия тоже!

Потому что сколь немедленной не была бы немедленность — простите великодушно за эту вынужденную тафтологию, но лучше просто не придумал — запланированного встречно-лобового контрблицкрига, однако же пребывающие в состоянии крайней неустойчивости именно с точки зрения обороны (и прикрытия тоже) войска под воздействием неизбежного при внезапном блицкриге оглушительного шока просто физически не могут, тем более автоматически, перейти, особенно единым, многотысячекилометровым фронтом во всеобщий, организованный, немедленный встречно-лобовой контрблицкриг без крупномасштабных трагических последствий для себя.

22 июня 1941 г. особенно трагична была участь тех, кто был ослаблен не количеством войск или оружия, и именно крайней неадекватностью поставленных перед ними задач реально склады вавшейся ситуации, что наиболее «ярко» проявилось в ЗапОВО — формально призванный оборонять от супостатов наиболее опасное (белорусское) направление округ, правым крылом должен был вспомоществовать в контрблицкриге ПрибОВО, а левым, особенно, — КОВО. Печальный итог такой раздвоенности задач, к сож алению, известен…

Потому что между блицкригом и контрблицкригом, как, впрочем, и в равной степени, между внезапным наступлением, тем более нападением, и немедленным встречно-лобовым контрнаступлением существует очевидный, понятный даже и не военному человеку принципиально непримиримый антагонизм: даже самый резвый в своей немедленности контрблицкриг всегда окажется вторичным и потому априори будет опаздывать как минимум на те самые пять мгновений, что уже требуются для произнесения самой этой приставки «контр-»! А на войне мгновения, тем более целых пять, могут решить чрезвычайно много, в т. ч. даже в исход кампании, а может быть, даже в исход самой войны как таковой!

Именно об этом и шла речь в упоминавшемся еще в первой главе этого раздела меморандуме, подготовленном для Генерального штаба Франции. Помните: «…на первых же порах Красная Армия потерпит серьезные неудачи, которые скоро приведут к полному военному разгрому и развалу армии». Именно об этом же, но уже с учетом всех имевшихся тогда в распоряжении ГРУ данных говорилось и в его докладе Сталину в декабре 1935 г.