Мэри Рено - Божественное пламя

- Ты на самом деле готов на это? Я ведь не шучу!...

- Я тоже.

Теперь, перестав тревожиться за коня, он увидел, что все на него смотрят: офицеры и вожди, конюхи и торговцы; Птолемей, Гарпал и Филот; и мальчишки, с которыми он провёл это утро... Высокий Гефестион, который двигался так хорошо, что всегда привлекал внимание к себе, шагнул вперёд, оказавшись перед остальными. На миг их глаза встретились.

Александр улыбнулся Филиппу:

- Значит поспорили, отец. Конь в любом случае мой, а проигравший платит, так?

Вокруг царя раздался смех и шум рукоплесканий; от радости и облегчения, что всё так хорошо обернулось. Только Филипп, пристально смотревший на сына, разглядел, что это улыбка, какая бывает в бою. И ещё один человек это знал, но на него никто не обратил внимания тогда.

Филоник, почти не в силах поверить в столь удачный поворот судьбы, заторопился перехватить мальчишку, который пошёл прямо к коню. Выиграть он конечно не может, но надо позаботиться, чтобы хоть шею себе не свернул... А что царь возьмёт эту заботу на себя - надежды не было.

- Мой господин, ты сейчас убедишься...

Александр оглянулся на него.

- Уйди.

- Но, господин мой, когда ты подойдёшь...

- Уйди!... Вон туда, под ветер. Чтобы он не только не видел тебя, но чтобы и духу твоего здесь не было, понял? Ты уже достаточно постарался.

Филоник заглянул в побледневшие, расширенные глаза - и без звука пошёл точно туда, как ему было велено.

Только теперь Александр сообразил, что забыл спросить, когда коня назвали Громом и было ли у него прежде какое-нибудь другое имя. Конь уже ясно сказал, что слово "Гром" связано для него с тиранией и болью. Значит ему нужно новое имя... Он обошёл коня, так что тень осталась за спиной, глядя на рогатое пятно под чёлкой.

- Быкоглав, - сказал он, перейдя на македонский, на язык любви и правды, - Букефал, Букефал...

Конь поднял уши. Этот голос был не похож на те ненавистные, какие он знал. Но что дальше? Людям он больше не верил. Он фыркнул и ударил копытом, предупреждая.

- Наверно царь жалеет, что послал его на это дело, - сказал Птолемей.

- Он под счастливой звездой родился, - возразил Филот. -Хочешь, поспорим?

- Я его забираю, - сказал Александр конюху. - Ты можешь быть свободен.

- О нет, господин мой! Только когда ты сядешь, господин мой... Ведь с меня же потом спросят!...

- Никто ничего не спросит, конь уже мой. Ты просто отдашь мне узду, только не дёргай. Я сказал, дай сюда!... Живо!

Он взял поводья и сразу отпустил их, поначалу только слегка. Конь фыркнул, потом повернул голову и понюхал его. Правое переднее копыто беспокойно рыло землю. Он перехватил поводья в одну руку, а свободной погладил потную, влажную шею; потом перехватился за оголовье уздечки, так что колючие удила совсем перестали тревожить. Конь чуть подвинулся вперёд. Он сказал конюху:

- Уходи вон в ту сторону. Не маячь перед глазами.

Теперь он потянул голову коня навстречу яркому весеннему солнцу. Тени оказались за спиной, их больше не было видно. А он купался в ароматах конского пота и дыхания.

- Букефал, - позвал он тихо.

Конь потянулся вперёд, стараясь увлечь его за собой; он слегка натянул поводья. На морде сидел слепень - он согнал, проведя ладонью сверху вниз, до мягкой губы. Конь порывался идти дальше, словно прося: "Давай поскорее убежим отсюда".

- Да, - сказал он, погладив коню шею, - Да. Но всему своё время, Букефал. Когда я скажу, мы уйдём. Но убегать - это не для нас с тобой.

Надо скинуть плащ, мешает. Пока рука была занята пряжкой, он продолжал разговаривать, чтобы конь помнил только о нём.

- Ты только подумай, кто мы такие: Александр и Букефал!...

Но вот плащ скользнул за спину, упал на землю... Он провёл рукой по спине коня. Наверно почти четырнадцать ладоней, для Греции очень высокий конь; а он-то привык к тринадцати... Этот почти такой же высокий, как у Филота, который без конца хвастается своим. Чёрный глаз повернулся в его сторону.

- Ти-ихо... ти-ихо... сто-ой... Я тебе скажу, когда.

Собрав свободные поводья в левой руке, он ухватился за гриву на крутой шее, а правой взялся за холку. Конь напрягся, побежал... Он пробежал с ним рядом несколько шагов, чтобы уловить момент, потом прыгнул, перебросил правую ногу... Есть!

Веса конь почти не ощутил. Но ощутил неколебимую уверенность всадника, непреодолимую доброту его рук и сдержанную, но непреклонную волю. Эту волю он понимал - он и сам был такой, - и знал, какова она бывает у людей. У этого была невероятная, нечеловеческая. Людям он не подчинился, но был согласен подчиниться богу. Поначалу толпа наблюдала молча. Эти люди знали коней, и понимали, что этого пугать нельзя. В тишине слышалось только взволнованное дыхание массы людей. Они ждали, что вот сейчас конь придёт в себя, и были уверены, что в лучшем случае он унесёт мальчишку; были готовы рукоплескать, если малыш сможет удержаться, пока конь не устанет... Но он держал коня в руках, тот ждал его приказа... Зазвучали удивлённые голоса. А когда он наклонился вперёд и с криком ударил коня пятками, когда они рванулись вниз к заливным лугам - поднялся рёв. Они исчезли вдали; только облако пыли потянулось вслед, обозначая их путь. Их долго не было, потом они наконец появились. Солнце было у них за спиной, так что тень прямо перед глазами. И копыта триумфально втаптывали эту тень в землю, словно ноги фараона на барельефе, топчущего попранных врагов.

На конском поле они перешли на шаг. Конь фыркал и встряхивал уздечку. Александр сидел свободно, как учил Ксенофонт, - ноги прямо книзу, - держался бёдрами, расслабив ногу от колена. Он ехал к помосту, но его кто-то уже ждал внизу... Это был отец.

Он спрыгнул по-кавалерийски, перекинув ногу через шею коня и повернувшись к нему спиной. На войне такой способ считается самым надёжным, если только конь позволяет. Этот помнил всё, чему успел научиться когда-то в добрых руках. Филипп протянул обе руки - Александр шагнул навстречу и обнял его.

- Только смотри, отец, чтобы мы ему рот не дёргали, - сказал Александр. - Ему больно.

Филипп похлопал его по спине. Он плакал; даже из слепого глаза катились настоящие слёзы.

- Сынок!... - Слезы мешали говорить. Жёсткая борода была влажной. Молодец, сын мой. Мой сын.

Александр ответил на его поцелуй. Сейчас казалось, что этот момент останется с ними навсегда.

- Спасибо, отец. Спасибо за коня. Я его буду звать Быкоглав.

Вдруг конь рванулся резко... К ним шёл Филоник; сияя улыбкой, рассыпаясь в похвалах и поздравлениях. Александр оглянулся и мотнул головой - Филоник ретировался. Покупатель всегда прав!...

Их окружила толпа, напирала...

- Отец, скажи им, чтобы держались подальше. Он пока не выносит людей. Мне придётся самому его обтереть, чтобы не простудился.