Жан Фавье - Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

Он также мог проводить для Мариньи и его супруги религиозные таинства в любом месте и заменять, согласно их пожеланиям, обет паломничества (кроме паломничества в Рим и Компостелу) на благочестивые дела. [177]Во время их первой встречи, 31 мая 1307 г., Климент V дал Мариньи позволение входить в женские монастыри, предварительно заручившись согласием короля, [178]а Алис де Монс разрешил посещать мужские монастыри. [179]

Эти льготы и привилегии, впрочем, не являются доказательствами набожности Мариньи. Нет никаких сомнений в том, что Филипп Красивый был действительно набожным человеком, но нет никаких сведений, которые позволили бы утверждать то же самое в отношении его советника. Мариньи основал множество церковных учреждений, он делал щедрые денежные вложения в созданные им капитулы, он построил церковь и несколько часовен, но все это могло быть лишь проявлением его амбиций. Безусловно, основание церкви Экуи – поступок, совершенный с благочестивыми намерениями, но также наверняка продиктованный желанием увенчать подобной постройкой создание его домена, о котором мы поговорим в следующей главе. Мотив присвоения перечисленных привилегий примерно такой же: собственная часовенка, переносной алтарь, капелланы, исповедник, наделенный необычайной властью, были прежде всего элементами практически королевского образа жизни.

В свете вышеизложенного нам уже не покажется удивительным то, что Климент V даровал Ангеррану де Мариньи, Алис де Монс, их детям и Луи де Мариньи высшие посмертные почести: право разделить их тела, с тем чтобы одна его часть была погребена в любом месте по выбору, а другая в новой семейной усыпальнице, в коллегиальной церкви Экуи. [180]

Согласно правилу, действовавшему во все времена, благорасположение короля к Ангеррану де Мариньи стало бесценным подарком для всей его семьи. Впрочем, в первую очередь сам камергер изыскивал всевозможные средства для того, чтобы устроить своих родственников на официальные должности или добиться для них бенефициев. Он также извлекал пользу из этой семейной политики, полагаясь в некоторых делах на тех, кто был ему обязан своим благополучием и в ком он был уверен. Мы еще не один раз обратимся к этой теме во второй части нашей работы, а здесь нужно рассмотреть три области, в которых действиями Мариньи управляло его стремление преумножить благосостояние своей семьи: заключение браков, официальные должности и церковные бенефиции.

Браки были, во-первых, одним из способов укрепления взаимовыгодных союзов и продвижения по социальной лестнице, а во-вторых, помогали осуществлять финансовые операции. Поэтому у нас не должен вызывать удивления тот факт, что Ангерран очень рано женил своих детей, кроме Мари, дочери Жанны де Сен-Мартен, которая еще ребенком стала монахиней в Мобюиссоне. Луи было около пятнадцати лет, когда его женили, а Изабель, с соизволения церкви, письменного подтверждения которому мы не нашли, но которое необходимо было получить, вышла замуж за Гильома де Танкарвиля, когда обоим супругам исполнилось всего лишь семь лет!

Брачный контракт Луи де Мариньи был заключен в Аррасе [181]14 декабря 1309 г. между Ангерраном, с одной стороны, и Робером де Бомецем, Идой, госпожой де Круазиль, дедом с отцовской стороны и матерью невесты, Роберты де Бомец – с другой стороны. Маго д'Артуа, чье имя, по ее настоянию, было проставлено во введении к договору, подписала его, а в январе 1310 г. король подтвердил документ. [182]Бракосочетание состоялось в Венсенне после 10 января, [183]в одно время с заключением брака Гильома де Танкарвиля и Изабель де Мариньи, а также Жана де Мелона и Жанны де Танкарвиль. [184]Маго преподнесла Роберте и ее матери золотые венки с рубинами и изумрудами, [185]а ее дочери, Бланка и Жанна Бургундские, подарили Роберте золотой венок стоимостью 105 парижских ливров, [186]оплаченный из фонда Палаты короля и принцев королевской крови. Согласно контракту 14 декабря 1309 г., Ангерран обязался ежегодно выплачивать своему сыну 2000 турских ливров; причем после обретения сыном юридической дееспособности Мариньи вместо этой ренты должен был передать ему земли с ежегодным доходом 800 ливров, в число которых должен был войти замок Плесси-о-Турнель в Шампани. [187]Ида де Круазиль предоставляла своей дочери ренту в 500 парижских ливров с поместья Круазиль.

С финансовой точки зрения эта сделка отнюдь не была выгодной для Мариньи. Семейство Круазиль было отягощено долгами, и согласно пословице «женишься на девице – женишься на долгах», долги этого семейства достались в наследство Луи де Мариньи. Третьего июля 1310 г., после обретения юридической дееспособности [188]и назначения попечителя, Адама Гурле, [189]Луи де Мариньи получил свою часть наследства, в которую, несмотря на условия договора, входили Гайфонтен, Мариньи и, что было особенно важно, Менневиль. [190]Впрочем, 11 ноября 1311 г. Луи и Роберте пришлось попросить у Ангеррана ссуду, заключив антихрезный договор [191]о недвижимости, благодаря которому к Мариньи возвращалось все то имущество, которое он уступил своему сыну в предыдущем году. Договор о признании обязательств был подписан Идой де Круазиль, Луи де Мариньи и Робертой де Бомец; [192]а поскольку Ангерран, несомненно, попросил предоставить ему и другие гарантии, дед Роберты, Робер де Бомец, по просьбе Ангеррана де Мариньи 28 февраля 1313 г. подтвердил, что его сын Жиль являлся наследником земель с ежегодным доходом в 1400 ливров, а именно шателенства Бапом: [193]после смерти деда все это по праву должно было вернуться к Роберте, наследнице своего отца.

Именно этот факт объясняет нам, в чем состояла выгода заключения такого брака: Луи де Мариньи становился наследником шателенства Бапом. Кроме того, дорожная пошлина, взимаемая при проезде через Бапом, была самой значительной на пути, ведущем из Фландрии в Париж и оттуда в Шампань. Помимо экономического преимущества, которое мог дать контроль над этой местностью – очень большого, если вспомнить о том, что Мариньи проводил ярмаркой, в которых принимало бы участие тем большее количество фламандских торговцев, чем активнее Ангерран содействовал бы их торговле, – он представлял также реальный политический интерес, так как эта местность была яблоком раздора между фламандцами и графиней Артуа [194]и, вероятно, причиной проведения в 1321–1325 гг. между графиней и Луи де Мариньи судебного процесса, [195]закончившегося в пользу последнего. Наконец, не будет излишним заметить, что Роберта де Бомец была кузиной Людовика Неверского, который даровал своему новому кузену, Луи де Мариньи, сеньорию Кудре и земли в Ниверне. [196]Тогда нам становится ясно, почему, несмотря на нестабильное материальное положение семьи Бомец и Круазиль, Мариньи все же стремился вступить в союз с шателеном Бапом. Брак Луи де Мариньи должен был прежде всего служить интересам будущих сеньоров Мариньи.