Петр Букейханов - Курская битва, которую мы начали

В целях ускорения обмена оперативной информацией с началом боевых действий были введены ежедневные двукратные телеграфные переговоры штабов фронтов со штабами армий. На случай обрыва проводной связи выделялись самолеты У-2 и автомашины. Запасные командные пункты армий и корпусов оборудовались средствами связи заблаговременно и имели прямую телефонную связь с основным. При переходе командующего и его штаба на запасный командный пункт связь с подчиненными соединениями и соседями не нарушалась.

Вместе с тем реальный ход боевых действий показал, что на армейском уровне и ниже система связи оказалась недостаточно продуманной, надежной и устойчивой. В частности, при организации связи по ВЧ нарушалось взаимодействие между объединениями и соединениями, поскольку сведения об изменении обстановки и принятых решениях зачастую так и не поступали в те штабы, которые не входили в круг инстанций, обязательно информируемых о прошедших переговорах по ВЧ. В результате штабы не всегда точно знали, какую задачу и в какой обстановке в данный момент выполняют те или иные соединения или части.

Для введения противника в заблуждение относительно глубины обороны, количества развернутых сил и средств, районов сосредоточения подвижных бронетанковых соединений, расположения авиационных баз и аэродромов командованием Воронежского и Центрального фронтов предпринимались специальные меры по маскировке и дезинформации, включающие организацию ложных перемещений войск, подготовку фиктивных позиций и зон концентрации боевой техники с использованием макетов танков, орудий и самолетов (только на Воронежском фронте было построено около 8 300 макетов танков), постройку ложных аэродромов (40 ложных взлетно-посадочных полос), ведение дезинформирующих радиопереговоров [658] . В целях маскировки основные и запасные командные пункты, отделы и управления армейских и фронтовых штабов располагались рассредоточенно, зачастую на удалении 12 – 15 км один от другого, причем автотранспорт оставлялся в специально отведенных для этого местах, в 2 – 3 км от объекта управления, а взлетно-посадочные площадки самолетов связи находились не ближе 4 – 5 км от фронтовых и 1 – 2 км от армейских штабов [659] .

Соответственно, хотя немецкое военное руководство и знало о советских оборонительных мероприятиях, однако не могло оценить их масштаба в целом или конкретизировать детали. Со своей стороны, стремясь ввести противника в заблуждение относительно направления готовящегося наступления, чтобы он перебросил хотя бы часть сил из района Курска и облегчил атакующим группировкам выполнение их задач, командование группы армий «Юг» в соответствии с положениями оперативного приказа № 6 провело ряд мероприятий, имитирующих подготовку операции по плану «Пантера»: наступление на юго-восток из района Белгорода (против Воронежского фронта), а также в излучине реки Северский Донец в направлении Изюм, Купянск (против Юго-Западного фронта) [660] . Моторизованные колонны днем двигались к линии фронта, артиллерия занимала огневые позиции и осуществляла пристрелку целей, проводились демонстративные рекогносцировки, выдвижение макетов танков, сосредоточение переправочных средств, усиленные радиопереговоры, распространение слухов, авиаразведка районов ложного наступления.

В полосе группы армий «Центр» требовалось скрыть от советской разведки истинную картину обстановки, проводя движение транспорта в дневное время и распространяя искаженные сведения о сроках наступления (здесь немецкое командование не решалось заниматься инсценировками, поскольку опасалось выдвижения крупных вражеских сил на преднамеренно ослабленные участки обороны [661] ). Штаб 9-й армии, который в период подготовки к операции «Цитадель» располагался на южной окраине Орла, получил ложное кодовое название «Штаб Крепость 11», а также «Группа Вайса» [662] .

Однако, хотя маршал Георгий Жуков и командующий Юго-Западным фронтом генерал Родион Малиновский добились от Ставки Верховного Главнокомандования передачи фронту дополнительных резервов, усилия германского командования по дезинформации противника в основном не достигли поставленной цели. По мнению генерала Мюллер-Гиллебранда [663] , то утверждение, что русские узнали о готовящемся наступлении благодаря предательству, лишено смысла, поскольку сосредоточение массы немецких войск, ожидавших приказа в течение двух месяцев, было задолго обнаружено средствами фронтовой и армейской разведки.

Действительно, с апреля по июль 1943 года войсками Центрального и Воронежского фронтов было проведено 105 разведок боем и более 2 600 ночных поисков, устроено 1 500 засад на переднем крае обороны, а также организована активная деятельность специальных разведывательных групп, осуществлявших рейды в глубоком тылу противника [664] .

Достаточно точное определение вероятных направлений и участков немецкого наступления со стороны советского фронтового командования, а следовательно, прогнозирование им оперативных замыслов, сил и средств противника, позволяет говорить об эффективности советских разведывательных мероприятий, хотя возможности советской разведки и не следует преувеличивать. По поводу стратегической разведки, наиболее достоверные сведения советское военно-политическое руководство получало из Великобритании – непосредственно от премьер-министра Черчилля, а также от своей английской агентуры, благодаря перехвату и дешифровке сообщений, передаваемых по каналам германской правительственной и военной связи с использованием механической системы кодирования «Энигма» (нем. «Enigma») [665] . В частности, в центре криптографического анализа в Блечли-Парке работал завербованный в 30-х годах математик Джон Кэрнкросс (John Kernkross, член так называемой «Кембриджской пятерки» под псевдонимом «Мольер»). Кроме этого, некоторые сведения, циркулировавшие в дипломатической среде, поступали через резидентуру в Швейцарии. Силами и средствами стратегической разведки советской стороне удалось раскрыть основные намерения германского Главного командования, в том числе ориентировочно намечавшееся им время начала операции «Цитадель»; основные мероприятия немцев по переброске и сосредоточению войск; планы разработки и поступления в действующую армию на Востоке новой боевой техники; районы нахождения базовых аэродромных узлов германской авиации.

Относительно возможностей фронтовой и армейской разведки маршал Жуков отмечает [666] , что Ставка и Генеральный штаб ошибочно считали северную ударную группировку противника более сильной, чем южную. При этом по состоянию на 21 апреля 1943 года командование Воронежского фронта насчитывало в составе войск противника в районе Белгорода до двадцати пехотных и одиннадцать танковых дивизий [667] , что совершенно не отвечало реальной обстановке. Маршал Конев свидетельствует [668] , что на Воронежском фронте все-таки ожидали вспомогательного удара из района западнее Волчанска на Новый Оскол (там, где немцы инсценировали подготовку к наступлению на Купянск), поэтому дополнительно усилили оборону в полосе 7-й гвардейской армии. В соответствии с указаниями Генерального штаба Красной Армии Юго-Западный фронт в мае и июне укреплял оборону на участке от Волчанска до Изюма, расположив во втором эшелоне по берегу реки Оскол соединения 8-й гвардейской армии, которые готовились нанести контрудары в северо-западном направлении – от Купянска на Волчанск и Чугуев, а также на юго-запад, в сторону Изюма и переправ через Северский Донец, препятствуя, таким образом, окружению войск фронта по плану германской операции «Пантера» [669] .