Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

Обожателей Меттерниха в то же время нисколько не смущали негативные высказывания в его адрес. Возможно, и у них имелись для этого основания. Так или иначе, Меттерних создавал впечатление человека ленивого, тщеславного и пренебрежительного. Он намеренно культивировал образ эдакого бесстрастного, игривого и праздного дилетанта. К дипломатии же он относился как к игре в шахматы и мог пойти на любые уловки, чтобы выиграть. Соперники, недооценивавшие его способности, как правило, оказывались в матовой ситуации.

За пять лет министр Меттерних, проявляя искусность и осмотрительность, провел дипломатию Австрии через многие международные бури. После потрясения, нанесенного Наполеоном в 1809 году, и заключения ненавистного, но нужного для Австрии брачного союза с триумфатором князь, когда наступил подходящий момент, в августе 1813 года, переметнулся в коалицию противников Бонапарта, сокрушившую завоевателя. Австрия сыграла свою роль в его падении. Один автор записал Меттерниха в число «самых выдающихся дипломатов современной истории».

Небезопасно было недооценивать обворожительного министра иностранных дел Австрии, не слишком разборчивого в выборе средств для достижения своей цели. Он сам говорил, что его дипломатия состояла из трех компонентов: «Воздержание от обязательств, уклонение от прямого ответа, лесть». Австрия многого добилась благодаря Меттерниху. Новые возможности открывались для нее на Венском конгрессе.

Идея созыва мирной конференции возникла год назад — в середине октября 1813 года, когда союзники одержали над Наполеоном убедительную победу в битве под Лейпцигом, крупнейшем сражении за все наполеоновские войны. Историки назвали трехдневное смертоубийство «битвой народов», Меттерних дал ему определение «битвы мира». Именно тогда в Лейпциге русский царь Александр предложил провести собрание победителей в Вене. Австрийский император сразу же согласился, не стал ждать, когда непредсказуемый государь переменит свое мнение.

Вначале предполагалось пригласить только сюзеренов государств-победителей. Но весной 1814 года британский министр иностранных дел лорд Каслри настоял на том, чтобы в конференции участвовали представители всех воевавших стран. Это условие было специально отмечено в статье XXXII Парижского договора, постановившего, что «общая конференция» всех держав, «участвовавших в войне», должна состояться в Вене не позднее 15 июля. Дату, однако, пришлось перенести с учетом пожеланий царя вернуться в Санкт-Петербург, где он давно не бывал. Открыть конгресс наметили 1 октября.

В Австрии, конечно, понимали, каких огромных расходов потребует организация конференции и торжеств, достойных великой победы, но обременительных для скудных финансов страны. Австрия еще три года назад объявила о банкротстве. Новые банкноты, выпущенные в 1811 году, уже потеряли восемьдесят процентов своей стоимости, а правительство погрязло в долгах. Начиная с 1792 года Австрия воевала с Францией больше, чем какая-либо другая страна, кроме Британии, и ее доходы катастрофически сократились.

Войска Наполеона дважды оккупировали Вену, дважды двор и знать должны были паковать свои ценности и бежать из столицы. От Ульма до Ваграма многие географические названия напоминали о том или ином поражении австрийцев. Известный девиз Юлия Цезаря, начертанный на его колеснице, венские остряки переиначили для императора Франца как venit, videt,perdit («пришел, увидел, потерял»).

Каждый раз — в 1797, 1801, 1805 и 1809 годах — Наполеон, разгромив австрийцев, выдвигал унизительные условия перемирия, требуя территориальных уступок и неимоверных контрибуций. Австрия потеряла Бельгию, Ломбардию, Тоскану, Венецию, Триест, Тироль, Форарльберг, Хорватию, Истрию, Далмацию, Краков, другие польские земли и многие княжества на левом берегу Рейна. Только по договору 1809 года Габсбурги лишились 3,5 миллиона своих подданных, 42 тысяч квадратных миль территории и обязывались выплатить Наполеону 85 миллионов франков. Императору пришлось переплавить значительную часть дворцовой посуды из золота и серебра, чтобы удовлетворить требования Бонапарта.

Габсбурги вряд ли могли получить обратно утерянные территории, да и не все они были нужны австрийцам. Вена согласилась бы уступить Бельгию из-за ее удаленности от Австрии и близости к Франции и отказаться от обременительной короны Священной Римской империи. Но Австрия хотела бы вернуть Северную Италию, Далмацию и другие земли на Адриатическом побережье, отнятые Наполеоном. Итак, для созыва мирной конференции была избрана страна, больше всех натерпевшаяся от войны. Несмотря на финансовую и экономическую несостоятельность, император Франц и князь Меттерних были довольны тем, что им выпала честь выступать в роли устроителей конгресса. Австрия надеялась неплохо заработать на своем гостеприимстве и доброй воле союзников.

В нескольких кварталах от дворца Хофбург около полуночи 23 сентября поселился главный эмиссар Франции князь Шарль Морис де Талейран, преодолев шестьсот миль всего за семь дней. Его карета остановилась возле величественного и стильного дворца Кауница на Иоганнесгассе, 1029 недалеко от собора Святого Стефана и шумной улицы Кёртнерштрассе. Здесь будет располагаться штаб-квартира французской миссии на Венском конгрессе.

Несмотря на удобное местоположение, великолепную парадную лестницу из белого известняка, переполненные винные погреба, дворец не произвел должного впечатления на французов. Ему явно не хватало чистоты и порядка. Французы, сотрудники аппарата, приехавшие в Вену за неделю, были в шоке. Мебель в гостиных все еще покрывали белые простыни, портреты на стенах были завешаны темными полотнами, красные камчатые портьеры изрядно полиняли, хрустальные люстры, завернутые в мешки, нуждались в полировке, матрасы изъела моль. Во дворце не было ни одной приличной комнаты.

Особняк назван именем Кауница, разносторонне одаренного австрийского дипломата XVIII века, сыгравшего главную роль в «дипломатической революции» 1756 года, впервые за многие столетия примирившей двух заклятых врагов — Австрию и Францию. Талейрану импонировало то, что он будет работать в доме, где жил человек, совершивший изумительный прорыв в австро-французских отношениях, и посланник Парижа сам собирался творить чудеса на Венском конгрессе. Однако он осознавал всю сложность своей миссии.

«Мне скорее всего уготована роль мальчика для битья», — говорил Талейран. Действительно, он представлял страну, которая развязала и проиграла войну, принесшую Европе неисчислимые беды, и многие, естественно, винили в этом Францию. И все же, несмотря на опасения, Талейран наилучшим образом подходил для «уникально тяжелой», по его словам, дипломатической экспедиции. Он обладал разнообразными талантами, связями, харизмой, известностью и ситуативным чутьем, отшлифованным в контактах практически со всеми ведущими государственными деятелями наполеоновской эпохи. И в обществе, и в дипломатии он был живой легендой.