Юрий Ивонин - Властители судеб Европы: императоры, короли, министры XVI-XVIII вв.

Эти заговоры провоцировались отчасти и тем обстоятельством, что королева была незамужней и не имела детей, К тому же она долгое время не называла имени своего преемника на королевском троне. Вообще нежелание королевы выходить замуж породило множество легенд и слухов еще при ее жизни. Сама Елизавета упорно создавала себе культ «королевы-девственницы» с явным намерением заменить им традиционное для католиков поклонение Деве Марии. Празднование дня рождения Елизаветы (7 сентября) было оскорблением для английских католиков, поскольку совпадало с праздником рождения Девы Марии. День восшествия Елизаветы на престол (17 ноября) отмечался наподобие религиозного праздника, ибо сопровождался молитвами за ниспослание королеве здоровья и публичными благодарениями Богу.

В начале царствования Елизаветы ее слишком близкие отношения с Робертом Дадли, графом Лестером, породили много слухов, особенно после таинственной смерти жены графа Эми Робсарт, которую, как говорили, тот отравил, чтобы расчистить путь к новому браку. На самом же деле Эми умерла от рака груди. Лестер слишком часто целовал королеву при других сановниках, даже когда она не побуждала его к этому, входил в ее спальню до того, как Елизавета вставала с постели. Английский посол в Париже Трокмортон писал королевскому секретарю Уильяму Сесилю, что королева дискредитирует себя браком с Лестером, если таковой состоится. Уже в 1560 г. пошли слухи, что Елизавета беременна от Лестера. В 60-х и 70-х гг. неоднократно распространялись слухи о беременностях королевы и ее незаконнорожденных детях, которых якобы умерщвляли. Как правило, слухи исходили от людей и из кругов, настроенных враждебно к королеве. Но, с другой стороны, имела широкое хождение версия о том, что Елизавета вообще была неспособна к деторождению и якобы у нее даже не было менструаций. Вопрос о возможности королевы иметь детей был очень важен, поскольку речь шла о наследовании престола, а в те времена это означало мир и покой или разброд в королевстве. Уже после смерти Елизаветы сын Уильяма Сесиля Роберт писал, что она была больше, чем мужчиной, а иной раз меньше, чем женщиной. Елизавета боялась изменения курса политики и нарушения с таким трудом достигнутого баланса сил в стране в случае своего замужества, и кроме того, самой сильной ее страстью, унаследованной от отца, была власть.

В отличие от болезненных Эдуарда и Марии, Елизавета была вполне здоровой женщиной. Некоторые недомогания происходили у нее скорее вследствие усиленного чтения. Елизавета превосходно говорила по-французски, знала итальянский язык и латынь. Она перевела на английский пять первых книг «Утешения философией» Боэция, одного из последних мыслителей античного мира. Частое чтение дипломатических донесений и государственных бумаг при плохом освещении, что в те времена не было редкостью, способствовало появлению близорукости и головных болей. Очевидно, воспоминания о печальной судьбе своей матери и отдаленность от отца в детские годы наложили отпечаток на ее психику, и чем королева становилась старше, тем чаще у нее происходили нервные припадки.

Она любила новейшую косметику, верила в астрологию и увлекалась танцами. Каждое утро Елизавета танцевала шесть или семь гальярд [42] Гальярда — танец XVI в. со множеством фигур. — Прим. авт. , ее ежедневной потребностью были также музыкальные упражнения и пение.

Конечно, в чрезвычайно сложной внутри- и внешнеполитической ситуации Елизавета нуждалась в умных и компетентных помощниках. Однако в соответствии с традициями эпохи абсолютизма сама по себе деятельность таких помощников основывалась главным образом на фаворитизме. Приближенные Елизаветы были людьми с далеко идущими амбициями, но умели подчинять свои интересы нуждам государства и воле королевы. Правда, нужно отметить, что первый министр начала ее царствования Уильям Сесиль, получивший позднее титул лорда Берли, был не совсем типичным фаворитом. Его пребывание у власти основывалось не столько на личных симпатиях Елизаветы к нему, сколько на компетентности, административных способностях и верности королеве.

Граф Лестер, о котором уже выше говорилось, был настоящим фаворитом королевы. Типичный представитель старого дворянства, сын герцога Нортумберленда, казненного при Марии, Лестер играл роль противовеса новым людям вроде Сесиля, выдвинувшегося на государственной службе. Уже само по себе соперничество этих двух фаворитов, по видимости влиявших на королеву, но на самом деле зависевших от нее, напоминает о методах лавирования и манипулирования придворными партиями во времена царствования отца Елизаветы Генриха VIII.

Королева, безусловно, высоко ценила административные способности и преданность Уильяма Сесиля. Его влияние росло, а вместе с ним росло и богатство. Он переселился из городского дома на Кеннон-Роу в роскошную резиденцию в Ковент-Гардене. Теперь Сесиль отвечал еще и за королевские финансы, но главной его обязанностью было руководство правительством. Он занимал положение главного советника королевы. Елизавета не принимала ни одного сколько-нибудь важного шага без консультации с Сесилем. Даже в самом конце своей жизни, будучи слабым и немощным, он постоянно находился при королеве и участвовал в заседаниях Тайного Совета. Его умеренность, гибкость и трезвый расчет помогали королеве отбирать для своего правительства способных людей, принимать взвешенные и обдуманные решения. Именно назначение Сесилем Фрэнсиса Уолсингема послом в Париж в очень сложное время в начале 70-х гг., когда в Лондоне опасались нападения Франции на Англию, помогло последнему стать позднее королевским секретарем и организатором тайной разведки, выявившей целую сеть заговоров против Елизаветы.

Лорд Берли подготовил к административной работе своего сына, будущего первого министра при Якове I Стюарте Роберта Сесиля. Само по себе рабочее сотрудничество между отцом и сыном весьма примечательно, ибо без трений и без ревности Роберт постоянно снимал часть работы с плеч отца.

Но вернемся к Елизавете. Главное место в ее внешней политике занимало соперничество с Испанией, сначала скрытое, а затем и явное. В отношениях двух мировых держав переплетались усиливающееся стремление новодворянских и буржуазных элементов Англии вытеснить Испанию с торговых путей в Атлантике и попытки Филиппа II установить гегемонию на континенте. Катализатором англо-испанских отношений стала Нидерландская революция. Прибытие испанской армии под командованием герцога Альбы в Нидерланды в августе 1567 г. с целью подавления восстания открыло новый этап во внешней политике Елизаветы, и так отмеченной откровенно антииспанской направленностью. Несколько позднее на севере английского королевства произошло происпанское и прокатолическое восстание северных графств. Его поражение нанесло тяжелый удар католическому лагерю в Европе. Попытки противников Англии организовать убийство Елизаветы и иностранное вторжение не увенчались успехом. Эти замыслы основывались также на надежде использовать зависимость страны от торговли с Нидерландами и тем самым сковать внешнеполитическую активность Лондона, ограничив также действия англичан в Атлантике. Отношение к Испании в правящих кругах английского королевства не было однозначным. Если партия активных протестантов во главе с Уолсингемом стремилась к быстрейшему установлению независимости Нидерландов, победе дела гугенотов во Франции и вообще протестантизма в Европе, то Елизавета занимала более осторожную позицию. Она стремилась к сохранению Испании как противовеса Франции. Ей также было выгодно сохранение старинных свобод в Нидерландах, которые номинально оставались бы под властью Испании и были бы совершенно независимыми от Франции. К тому же королева не верила в способности гугенотов подчинить своей власти всю Францию и была в этом смысле настроена совершенно реалистично. Но, естественно, испанское военное присутствие в Нидерландах беспокоило английское правительство. Поэтому Елизавета пыталась по дипломатическим каналам убедить Филиппа II, что Испания получит больше выгод от торговли, материальных ресурсов и военной помощи полуавтономных Нидерландов, чем от продолжения войны за полное испанское господство в этой стране. Этим, очевидно, и объясняется предубежденное отношение английской королевы к морским гезам (т. е. нидерландским повстанцам, которых испанцы презрительно называли «гезами» — нищими), пытавшимся укрепить свои базы на южном побережье Англии и использовать проливы Ла-Манш и Па-де-Кале для нанесения ударов по испанскому флоту и гарнизонам в прибрежных городах. Отношение Елизаветы к Нидерландам, безусловно, определялось интересами как самой монархии, так и тех социальных слоев, на которые она опиралась. Соображения безопасности Англии от возможного нападения испанцев диктовали необходимость оказания помощи нидерландским повстанцам, но опять же в контексте главных тенденций тогдашней английской политики, вне зависимости от симпатий или антипатий к участникам восстания. Только в июне 1585 г. Елизавета подверглась трем атакам: посол Республики Соединенных Провинций (объявивших себя независимыми 17 провинций Северных Нидерландов) прибыл, чтобы предложить королеве стать правительницей страны [43] В 1584 г. был убит статхаудер Республики Соединенных Провинций Вильгельм Оранский. Часть правящих кругов страны намеревалась передать бразды правления кому-либо из иностранных монархов или князей. — Прим. авт. ; граф Сегюр просил предоставить вождю гугенотов во Франции Генриху Бурбону 200 тысяч крон для найма солдат в Германии; Эдуард Уоттон торговался в Шотландии с королем Яковом VI и графом Арраном о заключении союза и предоставлении шотландскому королю пенсии — таким способом английская королева намеревалась обеспечить спокойствие страны на северной границе.