Сесили Вероника Веджвуд - Тридцатилетняя война

В ночь на 20 февраля 1621 года в Праге были арестованы главные повстанцы [325] Ibid., pp. 31 f. . Турн бежал вместе с королем и находился за границей. Несчастный Шлик, как всегда полагавшийся на трезвость ума людей или на прощение, прохлаждался в Силезии. Саксонские солдаты схватили его во Фридланде и доставили в пражскую темницу к компатриотам [326] Ibid., pp. 41, 45, 55, 58-59. .

Вскоре Фердинанд предал гласности свои намерения в отношении поверженной страны. Прежняя монархия упраздняется, корона наследуется в династии Габсбургов. «Грамоту величества», хартию религиозных свобод, отправили в сумке в Вену, где ее, как рассказывали, Фердинанд персонально разорвал в клочья. Это были, конечно, лишь слухи, поскольку для аннулирования ее действенности достаточно было сорвать императорскую печать, и, кстати, в таком поруганном состоянии документ просуществовал еще долго. Искоренялись еретические верования кальвинистов и утраквистов; во исполнение обещания, данного курфюрсту Саксонии, разрешалась только деятельность лютеранской церкви [327] d'Elvert. II, pp. 47-48; Lundorp, II, p. 555. . Фердинанд преследовал три цели: политически и экономически покарать всех, кто так или иначе причастен к восстанию, ликвидировать национальные привилегии и уничтожить протестантство. Призывы Лихтенштейна к милосердию или по крайней мере к умеренности оставались без ответа. С наказания Богемии начиналась новая эра: земли Габсбургов должны быть объединены в одно государство с единой религией и единым центром управления из Вены; речь шла фактически о возрождении католической Европы.

Первым делом надо было продемонстрировать прочность власти Фердинанда, и эффективнее всего это можно было сделать кровью. Арестованных лидеров восстания судила специальная комиссия, не принимавшая во внимание никакие обстоятельства, и более сорока человек приговорили к заключению и смертной казни. Среди них был и Андреас Шлик, чья стойкость придавала сил остальным узникам. Это было последнее и, наверное, самое благородное деяние, которое он совершил ради тех, кто не хотел прислушаться к его советам. Независимо от исхода борьбы проявление великодушия и сдержанности, к чему он призывал, было в равной мере невозможно для обеих сторон, а сама жизнь давно потеряла для него привлекательность.

В последнюю неделю мая 1621 года приговоры подали на подпись Фердинанду [328] Ibid, II. pp. 54, 56. . Император считал своим долгом, и это было в его интересах, подписать их, но он заколебался посылать на смерть сразу так много людей, поднялся из-за стола и вышел из комнаты, вытирая платком пот со лба [329] Fiedler, p. 109. . Наутро после разговора с духовником Фердинанд был снова спокоен, как всегда, подписал не раздумывая двадцать смертных приговоров и отдал приказания незамедлительно привести их в исполнение [330] d'Elvert, II, pp. 67 f.; Hurler, Ferdinand II. VIII, p. 596. .

Они расстались с жизнью в Праге 21 июня 1621 года на большой площади перед ратушей, в то время как семьсот саксонских всадников патрулировали город. Не было ни демонстраций протеста, чего опасался Лихтенштейн [331] d'Elvert, II, р. 76. , ни попыток их освободить. Они умирали молча, только один из них прокричал: «Скажите вашему императору, что его суд несправедлив и его покарает Божий суд!» — но его слова заглушил бой барабанов. Двенадцать голов и правая рука графа Шлика какое-то время украшали Карлов мост, мрачно напоминая о подавлении восстания [332] Annates, IX, р. 1310; Lundorp, II, р. 428. Всего в этот день было казнено 27 предводителей восстания. — Примеч. ред. .

Прага угрюмо смирилась, обеднела, торговля замерла, вожаки сбежали или погибли, людей обуял страх. За пределами Праги и Богемии протестанты-памфлетисты пылали гневом, вспоминая герцога Альбу и его «Кровавый совет» [333] Reifferscheid, Quellen zurGeschichtedesGeistigen Lebens. Heilbronn, 1899, p. 114. , пятьдесят лет назад вынудивший народ в Нидерландах свергнуть тирана. Но у голландцев за границей был верный защитник, откликнувшийся на их зов. У чехов такого избавителя не имелось. Лучшие из лучших погибли на Белой Горе и городской площади, кто от меча, а кто — на плахе. Вне пределов Богемии оставались лишь беглец король да шайка изгнанников, трусов и равнодушных наблюдателей и в придачу к ним вдовы и дети убитых.

Фердинанд добивался абсолютной власти как в своих владениях, так и по всей империи. Будущее династии Габсбургов виделось ему только в таком свете. Королю Испании безопасность и величие рода представлялись в отвоевании Нидерландов и процветании Испании. Хотя оба властителя хотели только хорошего для династии, они не могли поступиться своими интересами, и их цели неизбежно вступили в конфликт весной и летом 1621 года.

Смерть эрцгерцога Альбрехта и Филиппа III внесла коррективы в отношения между Испанией и Нидерландами. С кончиной эрцгерцога закончилась и независимость провинций, хотя внешне казалось, что испанская корона не воспользуется новой ситуацией: овдовевшая Изабелла продолжала править страной, а Амброзио Спинола по-прежнему оставался главной фигурой [334] Hennequin de Villermont, L’Infante Isabelle, Paris, 1912, I, pp. 162 f.; Rodriguez-Villa, Ambrosio Spinola, Madrid, 1904,1, p. 731. . Постепенно новые властители в Испании подрезали независимость тех, кто являлся теперь не более чем их назначенными представителями в стране. Этими новыми властелинами стали мальчик-подросток и его фаворит Оливарес.

Новый король, Филипп IV, был чуть умнее отца и значительно менее совестливый. Он увлекался музыкой, живописью, искусствами, любил представления, маскарады, танцы, драму, охоту, в том числе и бой быков, имел задатки вольнодумца, но не обладал политическим воображением и фанатично верил в Бога скорее в силу воспитания, а не по природным наклонностям [335] RelazionidagliAmbasciatori, Spagna, I, pp. 600 f. . Всеми делами заправлял Оливарес, чья неуемная энергия с лихвой восполняла апатичность хозяина. С его возвышением лишились постов почти все министры покойного короля, и фаворит сосредоточил в своих руках всю власть [336] Richelieu, Memoires, III, p. 203. . Гаспару де Гусману, графу Оливаресу, было за тридцать, и он поднялся наверх исключительно благодаря незаурядным способностям, поскольку не относился к разряду людей, с которыми мог завязать дружбу юный Филипп. Это был напыщенный, решительный и волевой человек, умевший с легкостью вести разговор на любую тему, презиравший спорт и фривольные увеселения. Он был одержим страстью к власти и скорее командовал королем, а не давал только лишь советы. Граф заботился о благополучии монархии, но его суждения были безапелляционны и он правил страной, руководствуясь своим блестящим, хотя не всегда уравновешенным умом [337] Relazioni dagli Ambasciatori, Spagna, I, p. 65. .