Евгений Толмачев - Александр III и его время

Взрыв в Зимнем дворце вызвал у первых лиц империи необходимость введения оперативных мер против революционного экстремизма. Уже 7 февраля царь обсуждал этот вопрос со своим сыном Александром Александровичем. «Утро всё провёл у Папа, много толковали о мерах, — пометил в дневнике цесаревич, — которые нужно же, наконец, принять самые решительные и необыкновенные, но сегодня не пришли ещё к разумному. Следствие идёт своим порядком, и кое-что открывается интересного и полезного. Завтракали у Папа, а потом ездили с ним в Казанский собор и оттуда в Конюшенный госпиталь осмотреть раненых, которых осталось 14 человек, а остальные отправлены в полковой госпиталь. Потом поехали в госпиталь Финляндского полка, в котором застали конец панихиды в церкви по 10 убитым взрывом. Было всё начальство, все офицеры и почти половина полка. Грустно и тяжело было видеть эти 10 гробов несчастных солдат, таким страшным образом покончивших жизнь! Потом обошли всех раненых, большею частью все хорошо идут, и надо надеяться, что они поправятся» (413, 351, 352).

8 февраля Александр II и цесаревич сочли своим долгом присутствовать на похоронах солдат, погибших при взрыве Зимнего дворца. С высоко поднятой головой, по словам очевидцев, царь шёл своим ровным и величественным шагом. Но его бледное, сморщившееся лицо обнаруживало глубокое страдание. Когда он подошёл к выстроенным в ряд гробам, то не смог удержать рыдания и разбитым голосом прошептал: «Кажется, что мы ещё на войне, там, в окопах под Плевной!» (205, с. 62).

В этот же день император созвал совещание, на котором, кроме наследника престола, присутствовали Валуев, Милютин, Маков, Адлерберг и Дрентельн. «Наследник, — отметил Милютин, — настаивал на учреждении следственной комиссии, ссылаясь на пример бывшей комиссии под председательством гр. Муравьёва и явно высказывал недоверие своё к III Отделению» (187, т. 3, с. 214). Александр II отклонил это предложение, и совещание закончилось безрезультатно.

Однако на следующий день государь изменил своё мнение и на созванном вновь, совещании объявил о создании «Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» и назначении председателем её генерал-адъютанта графа М. Т. Лорис-Меликова.

В памятной книжке императора за это число появилась такая запись: «Совещ (ание) решил (и) назнач (ить) Лорис-Мелик (ова) председ (ателем) Верхов (ной) след (ственной) ком (иссии)» (23, д. 334, с. 16).

11 февраля великий князь Александр Александрович пометил в своём дневнике: «В 9 был у меня гр. Лорис-Меликов, который получает новое назначение, а именно председателя Верховной комиссии, в которой должны соединиться все политические дела, и ему предполагается дать большие права и полномочия. Толковали с ним слишком два часа и о многом успели переговорить» (390, 1995, т. VI, с. 352). Создание комиссии было узаконено указом монарха 12 февраля 1880 г. Возглавивший её Лорис-Меликов получил полномочия диктатора. Как тогда считали в верхах, потрясённый император неизбежно должен был ощущать себя родившимся в рубашке, переложив на кого-нибудь основную тяжесть своего бремени.

Михаил Тариелович происходил из армянского дворянства. Родился он в 1825 г. в Тифлисе в семье состоятельного армянина, занимавшегося обширной торговлей с Лейпцигом. «Мой отец, — вспоминал позже граф, — был человек полудикий, едва умел подписать свою фамилию по-армянски, а по-русски ничего не знал. Я рос привольно, без всякого воспитания». В 10-летнем возрасте Михаил был определён в Лазаревский институт восточных языков в Москве, а позднее переведён в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге. Окончив курс учёбы в 1843 г., он был выпущен корнетом в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк. Свою карьеру он сделал в кавказских войсках, выделившись своими незаурядными способностями. А. Толстая вспоминает, что «Лорис был человеком тонким, приятным, вкрадчивым, тактичным. Его армянское происхождение почти вменялось ему в вину его хулителями. Внешне он представлял собой резко выраженный восточный тип — своей худобой, чрезвычайной бледностью и носом с горбинкой он напоминал больного грифа. Всесилие этого человека в ту пору было так велико, что хотелось бы видеть в нём все таланты и добродетели для блага управляемой им страны… Лорис абсолютно честен и бескорыстен в денежном вопросе… Что касается честолюбия, оно выглядело у него из каждой поры, каждой чёрточки лица» (314, с. 40).

Наряду с чисто полицейскими задачами устрашения и подавления, на комиссию Лорис-Меликова была возложена задача привлечения на сторону власти умеренной, «благомыслящей» части общества.

Михаил Тариелович начал с обращения к населению столицы, напечатанном 15 февраля в «Правительственном вестнике». В нём он подчёркивал, что смотрит на поддержку общества как на «главную силу, могущую содействовать власти».

Либеральная общественность встретила назначение Лорис-Меликова с глубоким удовлетворением. «Слава Богу! На душе стало легче», — писал «Голос» А. А. Краевского. В этом назначении «Голос» видел «новую программу, новую систему» и обещал тогда же поддержать графа нравственно.

Либералы называли диктатуру Лорис-Меликова «диктатурой ума и сердца», одобряя его девиз: «Сила не в силе, сила в любви». Тем не менее один из идеологов народничества, ведущий критик «Отечественных записок» Н. К. Михайловский назвал её «диктатурой пушистого лисьего хвоста и волчьей пасти». Несмотря на то, что народовольцы отслеживали каждый шаг императора, 19 февраля в столице с особенной торжественностью был отмечен 25-летний юбилей его царствования.

Этот день наследник престола отразил в своём дневнике: «В З/4 10 собралась вся фамилия поздравлять Папа, и все, имеющие Преображенский мундир, были целый день в нём. В 10 ч была военная серенада перед Папа комнатами на разводной площади; были собраны музыки от всех полков и представители частей Петерб (ургского) гарнизона и его окрестностей, по 100 человек с полка. Папа вышел на балкон, и музыка началась при оглушительных криках «Ура!» всех офицеров, солдат и массы народа. Гимн повторяли несколько раз, и был салют от 2-х гвард (ейских) батарей. Серенада удалась отлично, и это было великолепное начало торжественного дня. В 11 ч Папа принял в своей приёмной и арсенале всю свиту. В 1/2 12 был приём в белой зале всех начальников частей гвардии и всех офицеров юбилейных полков государя. После этого был приём в приёмной всего Государственного совета. В 12 ч начался выход в большую церковь. Никогда я не видал такой массы народу на выходе и в особенности дам. Отслуживши молебен, пошли обратно, и в Петровской зале Папа принимал Дипломатический корпус. Потом был фамильный завтрак в Малахитовой зале… а потом мы поехали все в оперу, где итальянцы давали «Жизнь за царя» и очень не дурно. Энтузиазм был огромный. Гимн повторяли раз 6… Оттуда поехали в Русскую оперу, давали ту же оперу, и тоже настроение публики было самое восторженное, и гимн повторяли более 10 раз! Вообще этот день произвёл на нас самое отрадное и приятное впечатление и Бог благословил этот торжественный и славный праздник!» (390, 1995, т. VI с. 353).