Вольдемар Балязин - Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых

Александр II дал ему чин генерала от инфантерии и орден Георгия 2-й степени. Следующим чином был фельдмаршальский, а военной наградой — Георгий l-й степени, что уравняло бы Скобелева с Потемкиным и Кутузовым, Барклаем и Паскевичем. Таким образом, Скобелев становился признанным первым полководцем России.

Он собирался в Петербург, когда в Туркмению пришла весть о смерти Александра II и вступлении на престол нового императора.

Двадцать седьмого апреля Скобелев отправился в путь. На каждой станции его встречали как триумфатора, но встреча, устроенная Москвой, превзошла все самые смелые ожидания: генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков, который должен был ехать в Петербург, сопровождая полководца, едва сумел пробиться к его вагону — так плотно стояли тысяч» москвичей на площади перед вокзалом.

Приехав в Петербург, Скобелев прежде всего поехал в Петропавловскую крепость на могилу Александра II и только после этого в Зимний дворец. Новый император, Александр III, принял генерала! холодно, даже не предложи а ему сесть, и об этом вскоре же узнали все. Вокруг Скобелева стал сплетаться клубок интриг, и противоборствующие политические силы начали привлекать народного героя всякий на свою сторону.

К. П. Победоносцев, сразу же разобравшись в существе дела, написал Александру большое письмо, призывая царя непременно привлечь Скобелева на свою сторону. В этом письме Победоносцев, в частности, говорил: «С 1 марта вы принадлежите со всеми своими впечатлениями и вкусами не себе, но России и своему великому, служению. Нерасположение может происходить от впечатлений, впечатления могут быть навеяны толками, рассказами, анекдотами, иногда легкомысленными и преувеличенными. Пускай Скобелев, как говорят, человек безнравственный. Вспомните, Ваше Величество, много ли в истории великих деятелей, полководцев, которых можно было бы назвать нравственными людьми, а ими двигались и решались события. Можно быть лично и безнравственным человеком но в то же время быть носителем великой нравственной силы и влиять на массу. Скобелев, опять скажу, стал великой силой и приобрел на массу громадное нравственное влияние, то есть люди ему верят и за ним следуют. Это ужасно важно и теперь важнее, чем когда-нибудь».

Но Александр ничего не предпринял, тем более что известная безнравственность Скобелева претила царю, весьма строгому в этом и к себе, и к окружающим. А Скобелев, смертельно обидевшись, тут же уехал за границу. В Кельне у него произошла встреча с уже отставленным Лорис-Меликовым, которого «Белый генерал», как называли Михаила Дмитриевича за его любовь к белой форме, пригласил в свой вагон. Оставшись наедине, Скобелев стал волноваться, даже плакать и, негодуя на царя, сказал: «Дальше так идти нельзя. Все, что прикажете, я буду делать беспрекословно и пойду на все. Я не сдам корпуса, а там все млеют, смотря на меня, и пойдут за мной всюду… Я готов на всякие жертвы, располагайте мною, приказывайте…»

Потом Лорис-Меликов доверительно говорил А. Ф. Кони: «Таков он был в июле 1881 года… Это мог быть роковой человек для России — умный, хитрый, отважный до безумия, но совершенно без убеждений». Лорис-Меликов, однако же, сильно заблуждался, полагая, что у Скобелева нет убеждений. Они у него были, и вполне определенные: «Белый генерал» был истым славянофилом, исповедовавшим принцип: «Самоуправляющаяся местно Земля с самодержавным царем во главе», однако он же считал своими врагами, как и врагами России, нигилистов и радикалов, посягавших на царя и на «народный строй», который, по мысли вождя славянофилов и друга. Скобелева И. С. Аксакова, должен был олицетворять и возглавлять Земский собор. И совершенно солидарен был Скобелев со славянофилами в оценке Берлинского конгресса 1878 года, лишившего Россию плодов ее победы в минувшей войне с Турцией и оставившего большую часть славян на Балканах под османским и австро-венгерским игом.

А 2 января 1882 года, в честь годовщины взятия Геок-Тепе, в петербургском ресторане Бореля состоялся банкет. Главным его героем, естественно, был М. Д. Скобелев. На этом банкете он выступил с тостом, в котором противопоставил народ интеллигенции, а интеллигенцию — народу, завершив тост так: «Господа! В то самое время, когда мы здесь радостно собрались, там, на берегах Адриатического моря, наших единоплеменников, отстаивающих свою веру и народность, именуют разбойниками и поступают с ними как с таковыми… Там, в родной нам славянской земле, немецко-мадьярские винтовки направлены в единоверные нам груди».

Застольная речь Скобелева вызвала широкий международный резонанс и дипломатический демарш Австрии. Был недоволен этим поступком и царь. Скобелеву предложили взять отпуск и уехать за границу. Умный и наблюдательный историк-славянофил Д. А. Валуев записал в своем дневнике, что Скобелев «начинает походить на испанского генерала с будущим пропунсиаменто», то есть на генерала-заговорщика, готовящего военный переворот.

В конце января 1882 года Скобелев уехал за границу, а 5 февраля в Париже его восторженно встретили сербские студенты, учившиеся во Франции, и поднесли ему благодарственный адрес. В ответ Скобелев заявил: «Я вам скажу, я открою вам, почему Россия не всегда на высоте своих патриотических обязанностей вообще и своей славянской миссии в частности. Это происходит потому, что как во внутренних, так и во внешних своих делах она в зависимости от иностранного влияния. У себя мы не у себя. Да! Чужестранец проник всюду! Во всем его рука! Он одурачивает нас своей политикой, мы — жертва его интриг, рабы его могущества… Это автор «натиска на Восток» — он всем вам знаком — это Германия».

Разумеется, и эта речь произвела скандал, и на сей раз оскорбленной оказалась Германия.

Россия, точнее министерство иностранных дел, вынуждена была дезавуировать Скобелева, назвав его речь Частным заявлением лица, не уполномоченного на то правительством».

Скобелева тут же вызвали в Петербург, приказав ехать, минуя Берлин, кружным путем — через Голландию и Швецию. Неожиданно для самого Скобелева и для всех вообще Александр III принял его гораздо лучше, чем он мог бы надеяться: аудиенция с глазу на глаз продлилась два часа, и Скобелев, вошедший к царю в кабинет печальным и сконфуженным, вышел оттуда веселым и довольным. Однако о чем говорил он с царем, Скобелев не рассказывал никому.

Двадцать второго апреля «Белый генерал» уехал в Минск, где был дислоцирован его корпус, а потом в Париж и там снова демонстрировал свое несогласие с действиями царя и политикой его правительства.

Это было тем более некстати, что случилось накануне коронации, которая произошла более чем через два года после вступления Александра III на престол и уже одним этим отличалась от прежних коронационных торжеств, отстоявших от акта интронизации на значительно более короткое время.