Шарль де Голль - Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946

Но, как известно, роз без шипов не бывает, не нашлось их и в победном букете коалиции. Как мы и ожидали, межсоюзническое командование воспротивилось присутствию наших войск в Штутгарте. 28 апреля генерал Деверс напомнил командующему 1-й французской армией, что город не входит в сферу ее действия и что этот важный коммуникационный узел необходим VI-й американской армии. Приказ о его эвакуации он отослал Делаттру еще 24 апреля. Получив от Делаттра уведомление об этом приказе, я сообщил ему, что наши с ним договоренности остаются в силе. В отправленной ему телеграмме я писал: «Приказываю гарнизон в Штутгарте сохранить и тотчас создать военную администрацию… На возможные замечания американцев отвечать, что французским правительством вам приказано удерживать завоеванные вашими войсками территории и управлять ими до определения границ французской зоны оккупации соглашением между заинтересованными правительствами». Делаттр ответил Деверсу, что данный вопрос выходит за рамки их полномочий, поскольку должен решаться на правительственном уровне. Что касается прохода через Штутгарт союзных частей и провоза грузов, он-де лично против этого не возражает, но оставляет в городе гарнизон во главе с военным губернатором генералом Шевийоном [85] Шевийон Андре Клод (1895–1953), французский генерал, в 1939–1940 начальник штаба XV корпуса, командир 3-го пехотного Алжирского подразделения, в 1946 командующий французскими вооруженными силами в Северной Африке, в 1951–1953 военный инспектор французских вооруженных сил в Северной Африке. — Прим. ред. .

Спор, таким образом, перешел на более высокий уровень и, соответственно, потерял остроту. 28 апреля генерал Эйзенхауэр направил мне примирительное письмо. Он заявлял, что, вмешиваясь по политическим мотивам в стратегические планы, мое правительство нарушает, по его мнению, соглашения, касающиеся реорганизации французской армии. Однако он понимает, что «ему, с его стороны, не остается ничего иного, как согласиться со сложившейся ситуацией, поскольку он не может пойти на прекращение осуществляемого его службами снабжения 1-й французской армии и лично противиться принятию мер, которые бы нарушили дух образцового боевого сотрудничества между французскими и американскими вооруженными силами».

Так-то оно лучше! Я любезно ответил главнокомандующему, что «трудности, с которыми мы с Вами сейчас столкнулись, проистекают из положения, нисколько от Вас не зависящего и являющегося результатом отсутствия соглашения по поводу военной политики вообще и оккупации немецких территорий, в частности, между американским и британским правительствами, с одной стороны, и французским правительством, с другой». В ответном письме от 2 мая Эйзенхауэр писал мне, что он вполне понимает меня и весьма рад констатировать, что и мне понятна его позиция. Тем не менее я получил послание от Трумэна, вступившего в президентскую должность всего три недели тому назад, довольно едкое послание, в ответе на которое я подчеркнул, что «вопросы, близко касающиеся интересов Франции, такие, например, как оккупация немецкой территории, должны обсуждаться с Францией, чего, к сожалению, сделано не было». Короче говоря, Штутгарт остался за французами.

Подобно морским волнам, заливающим тонущий корабль, волны наступающих армий союзников заливали гибнущую Германию. Наступление развивалось настолько стремительно, что раздробленные немецкие части в панике метались в тылу рвущегося вперед противника. Отдельные очаги сопротивления сражались до последнего солдата. В некоторых местах, отрезанные от основных сил, остатки измотанных частей в беспорядке сбивались в аморфные группы. Кое-где крупные и мелкие части сдавались, не дожидаясь приказа командования. Если приход западных войск население встречало как своего рода освобождение, то при приближении русских армий в ужасе бежало на запад. Повсюду наступающие наталкивались на самостоятельно вырвавшиеся на свободу группы военнопленных разных союзных армий. Нередко перед глазами союзников открывались вызывающие ужас и негодование картины концентрационных лагерей с едва живыми людьми и горами трупов. За все это немецкий народ платил кровью своих соотечественников и разрушенными городами.

К концу апреля армии Брэдли вышли к Эльбе и встретились в районе Торгау с войсками Жукова, который завершал взятие Берлина. На севере Монтгомери овладел Гамбургом, а в начале мая — Килем и Любеком, в непосредственной близости от войск Рокоссовского, который заменил в Восточной Пруссии погибшего в феврале маршала Черняховского. В результате этих операций от Рейха оказались отрезанными немецкие оккупационные войска в Дании. То же самое произошло и с войсками Бласковича, закрепившегося в Голландии. На юге три союзные армии продвигались к баварским и австрийским Альпам, где враг мог найти убежище и организовать оборону: Паттон вступил на землю Чехословакии и захватил Пльзень, а войдя в Австрию, вышел к Линцу вблизи расположения русских войск Толбухина, который взял и оставил позади Вену; Пэтч овладел Мюнхеном и подошел к Инсбруку; Делаттр бросил свои танковые части и марокканские дивизии на Тироль, одну колонну направив вверх по течению Иллера, а другую — вдоль Боденского озера. Авангардные французские части столкнулись в Форарльберге с вновь сформированной XXIV-й немецкой армией, составленной из остатков разбитых дивизий и тут же сложившей оружие по приказу ее командующего генерала Шмидта. 6 мая французский флаг был водружен на перевале Арльберг. К тому же времени дивизия Леклерка, срочно отозванная с запада и занявшая место в авангарде армии Пэтча, вошла в Берхтесгаден.

Наступал конец. Страны «оси» были повержены, ее лидеры ушли в небытие. 1 мая последние передачи немецкого радио оповестили мир о смерти Гитлера. Днями раньше стало известно о гибели Муссолини, который хоть и упорствовал до последнего, давно уже был заложником событий. Но сколько шума наделал в мире этот амбициозный, дерзкий, честолюбивый дуче, этот зажигательный и неугомонный оратор своими необузданными идеями, драматическими жестами! Он пришел к власти, когда Италия катилась в пропасть анархии, но спасти страну и навести в ней порядок для него было мало. Муссолини захотел превратить ее в империю. Ради этого он покончил со свободами и утвердил свою диктатуру, попытавшись придать стране вид единой и целеустремленной нации при помощи шествий, фасций и ликторов. Эти атрибуты итальянской действительности превратили его в звезду международной сцены.

Сначала взоры дуче обратились к Африке. Он захотел подчинить себе берега Средиземного и Красного морей или, по крайней мере, заполучить там львиную долю земель. Вскоре он решил расширить границы Италии за счет европейских стран. Его притязания распространялись на Савойю, Ниццу, Корсику, Хорватию, Словению, Далмацию, Албанию! Тут же амбициозный диктатор принялся разжигать в «фашистско-пролетарской Италии» ненависть к «вырождающимся» французам и «ни на что не способным» югославам. А когда по полям Франции поползли танковые дивизии, когда Великобритания затаилась на своем острове, когда Россия зачехлила оружие, а Соединенные Штаты прикрылись флагом нейтралитета, дуче тут же присоединился к фюреру и ринулся в пекло войны, боясь не суметь воспользоваться плодами победы Рейха.