Юрий Акимов - От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в.

Б. Особенности колониальной политики двух держав. Во-первых, это отнюдь не первостепенная роль колоний в политике английского и французского государства на всем протяжении рассматриваемого нами периода. Во-вторых, активное участие различных слоев английского общества в заморской экспансии страны, быстрое развитие английских колоний в Северной Америке и рост численности их населения, начало формирования (с последних десятилетий XVII в.) имперских экономических и политических связей. В-третьих, государственный характер французской колониальной политики, малочисленность населения, экономическая и военная слабость заморских владений Парижа при колоссальных масштабах французской экспансии и ее преимущественно политическом характере.

B. Специфика подходов Лондона и Парижа к международно-правовому статусу колоний. С одной стороны, здесь необходимо учитывать притязания обеих держав на территории, многократно превосходящие те, которые реально были включены в орбиту их экспансии, а также отсутствие в колониях установленных и признанных границ. С другой — определенное влияние как на позицию метрополий, так и на ситуацию в колониях Доктрины двух сфер и порожден ной ей традиции подходить к европейским и заморским коллизиям с разной меркой.

Г. Специфика колониальной ситуации. В нашем случае это, во-первых, географическая удаленность колоний от метрополии, затруднявшая оперативную связь с ней; во-вторых, география континента, во многом детерминировавшая направление французской экспансии, развивавшейся по речным путям; в-третьих, роль «индейского фактора».

Помимо этих четырех групп факторов следует учитывать наличие множества несовпадающих интересов — определенных кругов в правительствах метрополий, колониальных администраций, различных групп, действовавших по обе стороны Атлантики (торговых компаний, религиозных объединений и т. п.), наконец отдельных личностей, влиявших на процесс принятия того или иного решения. И во время войны и во время мира колониальное соперничество было гораздо сильнее подвержено влиянию различных коллективов и индивидуумов, чем другие направления политики Лондона и Парижа (прежде всего по сравнению с их европейской политикой).

В подходах английского и французского правительств к колониальным проблемам (имеются в виду в первую очередь те моменты, которые оказывали влияние на развитие отношений и соперничества двух стран в Северной Америке) наряду с общими чертами имелись и существенные различия. Как уже было отмечено выше, на всем протяжении рассматриваемого нами периода и у Лондона, и у Парижа колониальные и в том числе Североамериканские сюжеты никогда не стояли на первом месте. Основные интересы Англии и Франции были сосредоточены в Европе. В то же время если французская внешнеполитическая активность на всем протяжении рассматриваемого нами периода была связана прежде всего с политическими и династическими интересами абсолютизма, то в Англии спектр побудительных мотивов внешней политики был шире. На нее постепенно (особенно в последней трети XVII — начале XVIII в.) начинали оказывать определенное влияние различные группировки правящего класса, интересы которых были весьма разнообразны. В то же время в отличие от Людовика XIV английские короли и королевы в гораздо меньшей степени мыслили такими категориями, как «престиж», «слава» и т.п.

Следует также отметить, что отношение французского правительства к колониальной политике при Старом Порядке в целом оставалось неизменным (подъемы и спады колониальной активности Франции в этот период были связаны главным образом с подъемами и спадами в развитии абсолютизма). В то же время по другую сторону Ламанша наблюдалась определенная динамика, связанная с относительным повышением внимания лондонского правительства к заморским сюжетам, в том числе и к вопросам, связанным с защитой английских колониальных интересов на международной арене (что было тесно связано с отмеченной выше эволюцией политического строя Англии, ростом влияния «политической нации» на политику, увеличением ее военной мощи). Иными словами, если во Франции на всем протяжении рассматриваемого нами временного отрезка колониальная политика оставалась на «дальнем» плане, то в Англии она перешла с «дальнего» на «средний».

С конца XVII в. определенные (хотя пока еще не очень широкие) круги в Англии и в ее колониях постепенно стали рассматривать метрополию и ее заморские владения в качестве единого политического и экономического пространства, обозначая его термином «Британская империя». Борьба с Францией как в Европе, так и в Северной Америке объективно отвечала интересам всех частей этой империи, однако в полной мере это осознавали пока еще только отдельные представители правящих кругов метрополии и колониальной верхушки. Действия, решения и идеи, принимавшиеся в Лондоне и в административных центрах его колоний, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что для Англии после Славной революции соперничество с Францией (в том числе на Североамериканском континенте) начало приобретать имперский характер, который будет столь характерен для британской политики последующих столетий, однако определяющим он все же еще не стал. С нашей точки зрения это произошло позднее — в годы Семилетней войны. Пока, как мы видели, Англия действовала в первую очередь как европейская держава и лишь во вторую — как Атлантическая империя (а ее колонии не могли кардинально изменить эту ситуацию).

В англо-французских войнах конца XVII — начала XVIII в. (не говоря уже о конфликтах более раннего периода) Североамериканский театр боевых действий играл в целом второстепенную роль. Основные силы противников были сосредоточены в Европе. Только применительно к заключительному этапу Войны за испанское наследство можно говорить о некотором относительном повышении внимания английского правительства к Северной Америке, что, как мы видели, было непосредственно связано с развитием ситуации в Европе и в самой Англии.

Мы не можем полностью согласиться с утверждением Е.Б. Черняка о том, что «в войнах конца XVII — начала XVIII в. оказались слитыми борьба между Францией и морскими державами за торговую и колониальную гегемонию с борьбой европейских держав против угрозы утверждения французской политической гегемонии на европейском континенте». [1365] История Европы: В 8 т. Т. 4: Европа Нового времени (XVII-XVIII века). М., 1994. С. 438. На наш взгляд, весь изложенный и проанализированный нами материал свидетельствует как раз о том, что ни во время Войны за испанское наследство, ни тем более во время Войны Аугсбургской лиги такого слияния не произошло. Страны, участвовавшие в этих войнах, преследовали различные цели, однако и у Франции, и у Голландии, и у Испании (не говоря уже об Австрии, Савойе, Бранденбурге и др.) и даже у Англии эти цели относились прежде всего к Европе, а главное именно в Европе они стремились их достичь. Людовик XIV воевал против Великого Союза вовсе не только и не столько для того, чтобы обеспечить французским купцам доступ к торговле в испанских владениях, но прежде всего чтобы защитить справедливые, с его точки зрения, права внука (тем более нельзя согласиться с Е.В. Тарле, который сравнивал политику Людовика XIV в период Войны за испанское наследство с колониальными установками Вильгельма II в годы Первой мировой войны [1366] См.: Тарле Е. В. Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XV — начало XIX в.). М.; Л., 1965. С. 213-215. ).