Василий Смирнов - Крымское ханство XIII—XV вв.

Но, по духу подобных надписей, здесь слово «посещение» надо относить не к самому строителю богоугодных зданий, а к другим людям, которые из чувства уважения к святости места должны посещать оное. Точное же определение времени построения мечети, сделанное г. Кондараки на основании вышеозначенного отрывка надписи, представляется пока произвольным.

Таким образом, Хаджи-Герай своей личной энергией и опытностью определил и установил путь, которым можно было достигнуть утверждения основанного им нового татарского царства под властью его рода. Победы его над ханом Большой Орды сообщили его подданным и приверженцам, крымцам, уверенность в своих силах отстаивать свою независимость с этой стороны. Его уменье ладить с Польшей гарантировало безопасность его владений от этого могучего соседа. Сила же русская отделена была большими пространствами, да пока и не внушала еще особенных опасений. Одно, что должно было составлять неразрешенную задачу в его политике — это отношение его государства к державе Оттоманской, неминуемость столкновения с которой он не мог не понимать и не предвидеть. На этом-то интересном историческом моменте смерть застала престарелого Хаджи-Герая. По несомненным данным, он умер в 1466 году. Все разноречия по этому вопросу обстоятельно проверены и приведены в согласие г. Вельяминовым-Зерновым [705] Op. cit, I. 93—95. , и потому мы не будем опять останавливаться на рассмотрении их [706] Разве следует тут упомянуть об одной хронологической ошибке, которой не мог иметь в виду г. Вельяминов-Зернов, чтобы исправить ее. Г.М. Волков в статье своей «Четыре года города Кафы», основанной на подлинных актах, изданных в Генуе Лигурийским Обществом Отечественной Истории под заглавием «Codice diplomatico delle colonie Tauro-Liguri durante lasignoria dell' ufflcio di S-n Giorgio, MCCCCLIII— MCCCCLXXV», относит смерть Хаджи-Герая к 1456 году (Зап. Од. Общ., VIII: 143). Между тем г. Гейд, на основании тех же документов, прямо говорит о смерти Хаджи-Герая, что она «im Spatsommer 1466 erfolgte». (W. Heyd, Op. cit., II: 398). Ошибка эта повторена и покойным Ф.К. Бруном в статье «О поселениях итальянских в Газарии» (Записки Императорского Новоросс. Унив., т. XXVIII, ч. П., стр. 312, и Черноморье, I: 286), хотя г. Брун цитирует в своей статье означенный труд Гейда (например на стр. 278) и, следовательно, если он был иного мнения относительно рассматриваемой нами даты, то должен бы был привести основания, почему он не согласен с мнением другого ученого. .

Предпринятое Хаджи-Гераем дело основания независимого царства не продолжалось его детьми в указанном им направлении: они тотчас же подняли междоусобия из-за власти; политические отношения к соседям также изменились у них сообразно личным интересам каждого из них.

В силу ли установившейся у татар исконной традиции, или в надежде на собственную удачу, преемником умершего Хаджи-Герая во власти явился старший сын его Нур-Даулет. Соперником его выступил младший брат его Менглы-Герай. В их распрю вмешался еще один из братьев, по имени Хайдэр, который, впрочем, более склонен был держать сторону старшого брата против меньшого, Менглы, как это можно заключать из того, что Нур-Даулет и Хайдэр, потеряв всякую надежду добиться чего-либо в Крыму, вместе ушли потом в Москву на службу к великому князю Ивану Васильевичу [707] В.-Зернов, Op. cit., I: 91—93. .

Подробности этих распрей нам не известны. Мы знаем однако же, что в то время как Нур-Даулет, верный политике отца, хотел поддерживать дружественную связь с Польшей и с этой целью отправлял туда посольство [708] История о Таврии, И: 205; В.-Зернов, Op. cit., I: 94. . Менглы-Герай, случайно или заведомо, нашел себе опору в местном национальном элементе и отчасти у генуэзских колонистов города Кафы. Польские историки как-то неопределенно повествуют о том, что уже в 1469 году Нур-Даулет был изгнан, а на его место посажен Менглы-Герай при участии и содействии кафинцев. Только Меховский несколько яснее и, по-видимому, основательнее других говорит, что Нур-Даулета изгнали сами перекопские татары и возвели на его место Менглы-Герая; про кафинцев же, согласно с прочими историками, замечает, что они неохотно, опричь души, участвовали в этом возведении Менглы-Герая, который тогда пользовался их гостеприимством [709] В.-Зернов. I: 96. . Но странно, что это было за гостеприимство такое, которое оказывалось Менглы-Гераю кафинцами, и притом не однажды, а несколько раз, потому что когда он, в свою очередь, вскоре был вытеснен братом своим Хайдэром, то опять должен был искать убежища в Кафе! [710] Ibidem, 97. Кто же там были его благожелатели и покровители? Скудные источники для истории Крыма в эту эпоху отвечают, что это были генуэзцы. Сестренцевич-Богуш откуда-то добыл сведение о том, что Менглы-Герай сперва был «пленником у генуэзцев, воспитывался у них в продолжение целых восьми лет и потом был возведен ими на царство, после того как Нур-Даулет и прочие его братья заключены были в Судаке и Манкупе» [711] История о Таврии, II: 204 и 253. . А затем Менглы-Гераю приписывается какое-то необыкновенное слепое пристрастие в генуэзцам, даже в ущерб интересам своих кровных единоплеменников, татар, которые вынуждены были, с Хайдэром во главе, обратиться за водворением должного порядка в своей стране к турецкому султану Мухаммеду II. [712] Ibidem, 255. Все в этих известиях как-то трудно вяжется одно с другим — и плен Менглы-Герая у генуэзцев, и воспитание его у них, и неохотное возведете его на ханство генуэзцами, и безграничная признательность его к ним, доводившая татар до ропота. С одной стороны, недовольные татары предлагают султану Мухаммеду принять их в свое подданство, с другой — сам Менглы-Герай обращается к тому же Мухаммеду с просьбой о прекращении беспорядков в Крыму, происходивших от междоусобий претендентов на господство в нем, хотя сам же он был одним из таких претендентов и, следовательно, виновников беспорядков [713] Ibidem. . Нам кажется, что эта неясность отношений Менглы-Герая к кафинцам должна несколько рассеяться, когда мы будем иметь в виду, что в ту пору население Кафы состояло не исключительно из одних генуэзцев, а что там довольно многочислен был и элемент татарский; что даже самое управление Кафы было не исключительно в руках колонистских властей, а велось в сообществе с представителями власти татарской: там не переставали сидеть по-прежнему татарские тудуны, которые на языке Сестренцевича-Богуша титулуются «префектами» [714] Op. cit., 206. . Значит, многое в начале политического поприща Менглы-Герая, что историки приписывают генуэзцам, как более известным жителям Кафы, в сущности должно быть относимо к татарским поселенцам этого города и его окрестностей, быт и прошлое которых менее оставили следов в исторических памятниках, чтобы их не заслонили собой для позднейших исследователей европейские колонисты знаменитого города. Этот наш взгляд до известной степени оправдывается и подтверждается обстоятельствами, при которых совершился весьма важный факт в позднейшей истории Таврического полуострова, т.е. подчинение Крымского ханства вассальной зависимости от Оттоманской Порты.