Василий Смирнов - Крымское ханство XIII—XV вв.

Из доступных нам турецких источников вышеозначенный договор встречается еще в одном кратком биографическом реестре Крымских ханов, переведенном на французский язык г. Казимирским сообща с г. Жобером под заглавием «Precis de l'histoire des khans dela Crimee etc.» [815] Journ. As. T. XII: pp. 349—380 & 428—458. . Рукописный экземпляр этого очерка, без заглавия и без даты, имеется в библиотеке Учеб. Отд. МИД. под № 368 и представляет тонкую тетрадку в 17 листов in-4, исписанную почерком настаълигк по 21 строке на странице. Очерк этот вовсе не есть извлечение из «Семи планет» Мухаммед-Ризы, как то думает г. Жобер [816] Loco cit., p. 349. , а нехитрая компиляция какого-то позднейшего автора, ибо он заканчивается заметкой о Шагин-Герае, что «он, ставши ханом в 1161—1777 году, по прошествии семи лет сказал: "я отрешаюсь добровольно" — и отправился в Таманскую сторону» [817] Рукопись Учеб. Отд., стр. 34. . Но в этой турецкой брошюрке текст означенного договора имеет не ту редакцию, в какой он является у европейских писателей: он состоит всего из четырех пунктов, из коих три первые скорее напоминают своим составом условия, приводимые Мухаммед-Гераем, нежели Пейсонелем, а четвертый имеет совершенно особую форму; пункты эти следующие.

1) Никто из нас не должен творить убийства, если бы даже, в противность закону, и выступил один против другого.

2) Оказывая во всех делах друг другу помощь, мы будем мстить врагам нашим.

3) Имеющие быть после тебя (т.е. Менглы-Герая) ханы будут присягать мне и тем, кто будет после меня; отрешение и назначение (ханов) пусть принадлежит падишаху османскому.

4) Назначение кадиев для народа, находящегося в Кафе, Манкупе и в их окрестностях, ровно как и взимание десятины тоже принадлежит османцам: Крымские же ханы не должны в это вмешиваться; падишах же османский не касается права хана чеканить свою монету [818] Рукоп., стр. 2; Journ. As., p. 351—352. .

Такое разногласие источников относительно состава и формы договора между султаном Мухаммедом II и ханом Менглы-Гераем еще более утверждает в нас убеждение, что предание об этом договоре принадлежит к области вымыслов, место и время происхождения которых обыкновенно трудно бывает выследить и указать с точностью. Простая инструкция, которая, вернее, была дана султаном Мухаммедом II Менглы-Гераю, как его подручному, и постоянно повторялась в стереотипной форме впоследствии всякий раз при назначении и отправлении в Крым каждого нового хана, превращена, должно быть, национальной гордостью потомков Менглы-Герая, в какой-то небывалый договор, имеющий вид международного трактата. Но добросовестные бытописатели даже татарского происхождения, как Мухаммед-Герай, и те, мы видели, принуждены сознаться в несуществовании подобного договора, хотя это сознание облекается у них в такую несколько деликатную форму — что, мол, этот договор со временем пришел в забвение у народа, хотя и известен самим падишахам.

Но в том-то и дело, что договор этот, кажется, не был известен и падишахам, или он также постепенно забыт и ими. Первый пункт договора скорее похож на любезное увещание или совет одного государя другому, находящемуся с ним в дружественных отношениях: в нем не содержится никакого категорически выраженного обязательства со стороны хана к султану [819] Гюльбуни ханан, стр. 27; Ассебъу-с-сейяр, стр. 407. . Что же касается до порядка поминания имен султана и хана на хутбе, то вышеприведенному условию противоречит сообщаемый крымскими историками факт, что первенство имена султана на хутбе добровольно установлено только Ислам-Гераем II (1584—1588) вследствие его раболепства и легкомысленной трусости. Затем в некоторых дошедших до нас султанских бератах (грамотах), которыми вновь санкционировалось назначение в ханы или только подтверждалось признание известного лица в его ханском достоинстве новым турецким султаном, не встречается ни одной ссылки на какой-либо прежний договор или какой-нибудь иной акт официального значения, как на основание прав султана в деле назначения или отрешения Крымских ханов: такими основаниями выставляются или личное расположение и доверие султана к верности и преданности хана интересам Высокой Порты или же благоволение и признательность первого за доказанную ревность и услуги последнего, как это, например, видим в берате на имя хана Джаныбек-Герая II, данном в конце рамазана 1037 года = в мае 1628 г. [820] Муншиати Салатин. т. II стр. 131—132. , или в султанском приказе крымским вельможам, изданном по случаю утверждения того же Джаныбек-Герая в ханском достоинстве [821] Ibidem, стр. 142—144. , и в другом подобном же высочайшем повелении [822] Ibid., стр. 145. В этом последнем акте стоит ошибочная дата 105 =1641 год: в это время ханом был Мухаммед-Герай IV, третий уже после Джаныбек-Герая. Причиной такого анахронизма могла быть просто неясность начертания в самом архивном оригинале, бывшем в руках Феридун-бея, как это видно из того, что в некоторых местах составитель сборника, не разобрав собственного имени, поставил на месте его местоимение «такой-то» — например на стр. 134, 11 стр. сверху, или на стр. 147, 1 строка снизу. .

Довольно убедительным доказательством несуществования этого договора могут служить еще неоднократные противные духу и смыслу статей договора поступки турецких султанов относительно Крымских ханов, до предания смерти одного из них, именно Инайет-Герая I, казненного по повелению султана Мюрада IV [823] Гюльбуни ханан, стр. 50. , включительно, никогда однако же не опротестованные никем, даже историками, которым тут представлялся самый удобный случай напомнить об акте государственной важности, если бы таковой существовал когда-нибудь в действительности.

Немаловажным аргументом против существования какого-либо договорного акта между турецким султаном и Крымским ханом, по нашему мнению, является также умолчание об этом акте в сочинениях османских писателей, специально трактовавших о взаимных отношениях между обоими властителями. Особенного внимания заслуживают два таких сочинения.

Одно из них неизвестного автора, по всем признакам — какого-нибудь визиря, представленное в 1050 = 1640 году султану Ибрагиму I (1640— 1648) [824] Оно не имеет постоянного заглавия: например, кодекс, с которого сделан немецкий перевод г. Бернауером, носит заглавие «Книга советов» (ZDMD, XVIII: 699—740). В рукописи Учебного Отд. М-ва Ин. Д. (№ 361), на заглавном листе находятся две заметки, равносильные титулу книги: одна состоит из слов «Совет царям»; а в другой говорится: «Когда покойный всепрощенный султан Ибрагим благополучно восшел на престол, то даровал этот устав». Вероятно, на основании уже этой заметки на чистой странице начального листа написано карандашом заглавие: «Устав султана Ибрагима». Сочинение это содержит в себе изображение разных внутренних неустройств в государстве и бедствий, претерпевавшихся народонаселением Оттоманской империи от разных непорядков и злоупотреблений чиновников, а также наставления о том, как устранить эти бедствия. . В статье десятой этого сочинения между прочим речь идет и о татар-ханах, т.е. о ханах Крымских. Автор начинает издалека: говорит о происхождении татар, о Тимуре, которого он как будто бы считает ближайшим предком Крымских ханов; потом делает характеристику самых ханов и в заключение дает султану наставление о том, как ему следует держать себя с татарскими ханами и царевичами на аудиенциях. Вот что говорится в этой статье. «Всевышний Господь да сохранит благородную особу всещедрого и благополучного моего падишаха от заблуждений и да соделает его твердым на султанском троне! Державный государь мой! Тот, кого именуют Тимуром, татарин. За пределами Персии есть татарское племя, называемое узбеками, из них-то и происходит тот злосчастный хромец, которого зовут Тимуром. Он из потомков Чингиз-хана. Татарские ханы, которые ныне принадлежат к слугам моего государя, тоже из потомков Чингиз-хана. Есть царство, которое зовется Хатай и Хутан. Если теперь бы понадобилось отсюда поехать туда, то только через два года доедешь. Тимур был гяурский падишах [825] У Бернауера в этом месте переведено так: «Es hatte einen unglaubigeo Konig», что, должно быть, произошло от варианта в самом турецком оригинале. . Одолев падишахов исламских, он отнял у них (их владения). Впоследствии дети его стали мусульманами. Эти ханы [826] Т.е. ханы Крымские. из того рода. А в татарском народе правды нет; значит, это не такой народ, чтобы из него много вышло доброго. Когда хан умирает, и его место остается вакантным, то ханычи отправляются к вашему Счастливому Порогу, и кто из них первый на благословенном байраме бьет челом перед вашим августейшим стременем, тот и должен быть ханом [827] Это место надо понимать в том смысле, чтобы преклонение пред султаном во время праздничного выхода представляло ханычам случай конкурировать друг с другом в раболепстве с целью выигрыша шансов на получение ханского звания. Вернее видеть здесь простое указание на придворный этикет, в силу которого кандидату на ханство во время праздничных церемоний отводилось первое место в ряду прочих татарских царевичей. Иначе всякий раз для назначения хана приходилось бы ожидать байрама, сопровождавшегося торжественным выходом султана. Между тем участие татарских царевичей в праздничных церемониях при султанском дворе не считается в церемониальных уставах безусловно обязательным: если кто-нибудь из них случайно находился при дворе во время праздника, то и его вносили в расписание церемониала (Тарихи Аета, Констант изд. 1875—1876 г., I: 223). Существование подобного местничества на байрамных выходах однажды дало повод к крупному скандалу, поднятому одним из татарских царевичей, который считал для себя обидным стать ниже другого своего родственника в церемониальной очереди (Семь планет, стр. 134, Кр. Ист., л. 52 г.). . Когда понадобится давать открывшуюся вакансию (хана), то извольте говорить так: "Ты воспитан моими щедротами; я тебе даю ханство и посмотрю, каков-то ты. Ты должен душою и телом стараться под моим августейшим покровительством. Я ожидаю услуг от тебя". Затем, повелев надеть ему соболью шубу и подпоясать разукрашенную саблю, пожалуйте ему украшенный (драгоценными каменьями) сюргуч [828] Так называется головное украшение, похожее на султаны военных киверов и касок. и присовокупите такое предостережение: "Поступай согласно моему удовольствию и берегись моего проклятия [829] Бернауер же переводит: «Hute dich Mir Boses zu wunschen»! . У меня много благосклонности к тебе, так ты будь правдив". — Державный государь мой! Без крайней необходимости не следует сменять их [830] Т.е. ханов. : Пребывалище их есть Крым, пустынная область, соседняя с неверными урусами, московами и ляхами» [831] Рукоп. Учеб. Отд. МИД. № 361, л. 30—31 г.; ZDMG., XVIII: 723—724. .