Алексей Смирнов - Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени

Делагарди и Горн, отбив у мародеров часть обоза, двинулись с оставшимися у них шестью сотнями солдат к Погорелому, где стояли два отряда французской конницы Пьера Делавилля, не участвовавшие в битве. Но надежды на эти свежие силы не оправдались. Французы, узнав о поражении, ограбили приведенный в Погорелое обоз и ушли, оставив проснувшихся наутро в палатке Делагарди, Горна и Делавилля лишь с тем, что было при них. Растерзанные и униженные, полководцы повели оставшуюся при них горстку солдат в направлении шведской границы, в Новгородскую область.

Якоб Делагарди нашел в себе силы отправить с дороги Василию Шуйскому бодрое письмо, объясняя поражение у Клушина невыплатой жалованья. Он обещал царю набрать новое войско в Финляндии — а пока пусть тот передает шведам Кексгольм и готовит деньги для наемников. Пусть великий князь не теряет присутствия духа, «поскольку государь, не способный устоять в пору неудач и чьи руки дрожат, держа скипетр и державу, не достоин своего предназначения». Однако это письмо полководец, оставшийся без войска, писал лишь из чувства долга. Он сам был далеко не уверен в том, что сможет и дальше служить шведской короне. Со слугой он отправил на родину письмо брату и сестре, в котором просил их побеспокоиться о том, чтобы его «лучшее имущество было отправлено куда-нибудь подальше», поскольку все это могут после случившегося «поспешно отобрать». Якоб Делагарди хладнокровно считался с тем, что он никогда не вернется в Швецию и его поездка в Нидерланды, о которой он говорил с польским гетманом, может продлиться до конца жизни.

Делагарди повезло. Король Карл IX, узнав о разгроме под Клушином, пришел в неистовство и, как злорадно сообщали польские современники, рвал себе бороду, проклиная небеса. Однако его гнев выплеснулся на перешедших к врагу наемников. Палач, как было принято поступать в таких случаях, вывесил в стокгольмской тюрьме прокламацию со списками дезертиров, объявленных «бесчестными шельмами и предателями». Иностранные монархи получили письма Карла IX с просьбой задержать и наказать бежавших с поля боя изменников, если те появятся в их владениях. Правда, в Швеции уже поползли слухи о том, что истинной причиной поражения была жадность Якоба Делагарди и Эверта Горна, решивших присвоить солдатское жалованье, но злая сплетня пробивала себе путь наверх медленно. Лишь в начале ноября 1610 года опасность судебного процесса стала настолько реальна, что Эверт Горн посоветовал своему начальнику отправиться в Стокгольм, дабы остановить затеянную против них обоих интригу. «…У нас есть друзья, которые опаснее волков и медведей. Они распространяют злые слухи, которым верят легковерные, будто бы, если бы жалованье воинам не задержали, это несчастье никогда бы не произошло, и вина таким образом ложится на нас», — писал фельдмаршал Якобу Делагарди.

Кто знает, может быть молодой полководец, перед глазами которого уже стоял призрак беспощадного королевского секретаря Эрика Тегеля, и направил бы своего коня в сторону Нидерландов, подальше и от России, и от Швеции, если бы не страх оказаться нищим в третий раз за свою десятилетнюю военную карьеру. Воевода Нотебурга задержал отправленный накануне клушинского сражения обоз Меншика Боранова с военной добычей Делагарди. Среди прочего там были и драгоценные царские дары. По слухам, русские не хотели пропустить в Швецию находившиеся в обозе документы, в том числе ратифицированный царем Василием Шуйским договор о передаче Кексгольма, и распоряжение о захвате транспорта дал сам царь. Нужно было заставить воеводу вернуть имущество, и сделать это можно было лишь силой оружия. Во время московского похода Делагарди не спешил следовать рекомендациям Карла IX, советовавшего ему не забывать о главной миссии в России — приводить в подчинение Швеции приграничные русские крепости. Теперь же монаршье желание совпало с личными интересами полководца. Королевский секретарь Педер Нильссон, прибывший к Делагарди в Новгородскую область, привез милостивое письмо монарха. Тот советовал не отчаиваться и выражал надежду, что военная удача вновь вернется к шведам. Пока же следовало внушать уверенность Шуйскому и его войску, а по прибытии подкреплений из Финляндии начать «отщипывать» для короны русские крепости. Прежде всего надо было добиваться сдачи Кексгольма, который до сих пор не был передан шведам. Власти города отвечали, что договор о передаче крепости заключил князь Михаил Скопин-Шуйский, а поскольку он умер, то и соглашение уже недействительно. Отряды крестьян и казаков, тайно поддерживаемые Новгородом и Кексгольмом, развернули партизанскую войну на границе с Финляндией, препятствуя подходу оттуда свежих шведских отрядов. О былом гостеприимстве новгородских властей, еще год назад торжественно встречавших армию Делагарди, сегодня не было и речи. Полководец надеялся превратить Новгород в базу для переформирования и отдыха своего войска, но с этими мечтами пришлось расстаться. На письмо Делагарди с сообщением о клушинском поражении и с просьбой о размещении и содержании остатков его войска новгородский воевода ответил с нескрываемой враждебностью. Для шведов в Новгороде не было ничего, кроме «пороха и свинца», который они получат, если приблизятся к городу ближе чем на 10 миль. Делагарди рекомендовали двигаться через Тихвин к финской границе, не задерживаясь в новгородских пределах. Желая показать, что они не шутят, новгородцы посадили в тюрьму слуг Делагарди, которых он отправил в город для покупки необходимых ему личных вещей взамен похищенных взбунтовавшимися наемниками.

Недавние союзники понимали только язык силы — и шведский полководец решил доказать, что его рано списали со счета. Дожидаясь подхода свежих отрядов из Финляндии, он стал накапливать «переговорный капитал» для освобождения Меншика Боранова и его спутников, томившихся в воровской башне в Нотебурге. Делагарди принялся захватывать обозы новгородских купцов и брать заложников, стремительно поднимая этими акциями боевой дух своего воинства. Разбой на дорогах приносил куда большую прибыль, чем участие в сражениях с поляками за царскую плату.

Давление на упрямых нотебургских воевод Ивана Путятина и Луку Милославского оказывали и другие шведские военачальники, устремившиеся по приказу Карла IX в новгородские владения. Седьмого августа 1610 года шведы приступили к выполнению давно вынашиваемого королем плана — осаде Ивангорода, сохранявшего верность Лжедмитрию. В качестве одной из причин открытия боевых действий на русской территории ревельский наместник Андерс Ларссон назвал в письме нотебургским воеводам арест Меншика Боранова и захват его обоза. «Я с моево вельможново короля ратными людьми посечю вас насвечю вас так, что и малому робяти в зыпке достанется», — угрожал своим оппонентам Андерс Ларссон в послании, составленном на русском языке. Впрочем, пример Ивангорода убеждал нотебургские власти в том, что дети в своих люльках пока могут спать спокойно.