Игорь Можейко - Исторические тайны Российской империи

– Сжег! – ахнул Андроников.

– Там было много писем… А потом он узнал, что готовится собрание сочинений Лермонтова, где будут опубликованы неизвестные ранее стихи. Дед отправился к господину, который издавал книгу, и под угрозой дуэли потребовал, чтобы в новом собрании посвящения были изменены. Вместо Н. Ф. И. стали писать М. Ф. М.

– Как глупо, – вздохнул Андроников. – А исследователи столько лет ломали голову, кто же такая эта новая, неизвестная М. Ф. М. Но почему же ваша бабушка вышла замуж за такого человека? Ведь он был разжалован в солдаты, затем вообще изгнан из армии и лишен дворянства?

Внучка не ответила. А Андроников потом уж написал: а вдруг сыграло роль богатство семьи Обрескова? Ведь он принадлежал к очень богатой семье…

Удивительным человеком был Андроников. Казалось бы, все теперь известно, и даже известно, что заветную шкатулку уничтожил ревнивец. А он не сдавался, пока не поговорил со всеми потомками Наталии Федоровны.

И представляете, у внуков сестры Н. Ф. он нашел альбом, переписанный почерком Дарьи Федоровны. Ни строчки рукой Лермонтова. Но Андроников, который знал каждое слово, написанное Лермонтовым, стал читать все стихи, посвященные Н. Ф. И ему удалось найти три совершенно никому неизвестных волшебных стихотворения поэта. Они хранились в погибшей шкатулке, и Обресков не знал, что Дарья их тайком переписала.

У всех потомков Наталии Федоровны Андроников спрашивал, нет ли дома портрета этой неизвестной любви поэта? Наконец ему показали ее фотографию 1864 года, когда ей было пятьдесят лет. Лицо ее спокойно и хранит черты былой красоты, а рядом с ней старик Обресков в бакенбардах, с брезгливо выпяченной нижней губой, которая придает его лицу высокомерное выражение.

И вдруг внучка Наталии Федоровны вспомнила, что на старой даче могли сохраниться какие-то вещи ее матери.

Андроников звонил ей чуть ли не каждый день. Наконец они поехали на машине на дачу. И там на чердаке отыскался портрет Наталии Федоровны, какой она была в годы, когда ее полюбил Лермонтов.

«Молодое лицо ее, – писал Андроников, – очаровательно: черты благородны, в уголках красивого рта спрятана любезная улыбка, спокойный взгляд загадочен…»

Всю жизнь она помнила о своей девичьей любви. И наверное, страдала, когда муж так жестоко убил ее память.

Да и была ли она с ним счастлива?

У меня нет никаких фактов – только ощущение того, что этого Обрескова я знал.

Ведь через несколько лет после расставания с Наталией Лермонтов написал его портрет.

Если вы читали повесть «Герой нашего времени», то должны помнить Грушницкого, хлыща, который всюду ходил в солдатской шинели, изображая из себя страдальца.

В солдатской шинели, страдальцем ходил и воришка Обресков. Но никто не знал о действительных причинах его изгнания из армии. Его отец, известный генерал, и влиятельные родственники добились того, что правду скрыли. И девичье сердце Натали дрогнуло от жалости к «Грушницкому».

А от Грушницкого, как мы с вами знаем, один шаг до Мартынова, еще одного хвастунишки и притворщика, который так подло убил Лермонтова на дуэли, хотя Лермонтов свой выстрел сделал в воздух.

Тень Обрескова преследовала Лермонтова всю его короткую жизнь. Разжалованный красавчик отнял любимую девушку, а потом и убил поэта.

Вы никогда не задумывались над тем, какая есть на свете странная порода людей: живет такой человек, живет, ничем от нас с вами не отличается, а вдруг просыпается утром и изобретает паровоз!

Изобретает и забывает об этом.

Я не преувеличиваю. Писатель Стефан Цвейг даже написал цикл новелл под названием «Звездные часы человечества». О таких людях там и говорится.

Ну подумайте только! Жил-был гимназический учитель Гротефенд. Очень интересовался Вавилоном и недавно привезенными с Ближнего Востока глиняными табличками с клинописью. За кружкой пива поспорил с друзьями, знавшими уже, что расшифровать язык табличек невозможно. Через несколько недель сделал то, что не удавалось ни одному академику, а чтобы друзья не посмеивались, написал об этом статью в научный журнал, которую по счастливому стечению обстоятельств не выбросили в мусорную корзину, а опубликовали. Друзья к тому времени забыли о споре, а Гротефенд переехал в другой город и занялся любимой немецкой лингвистикой, в которой нечего было открывать, зато многое еще оставалось систематизировать. Прожил жизнь учителем и умер учителем. А если откроешь энциклопедию, то узнаешь, что этот учитель – великий ученый.

В российской истории есть схожий пример. Нет, даже не Грибоедов! А гимназический учитель, явно стеснявшийся своей славы. Впрочем, жил он в сибирском Тобольске, и славе добраться туда было нелегко.

Я имею в виду Ершова. Петра Ершова. Знаменитого русского писателя, автора одной- единственной сказки «Конек-Горбунок», которую как минимум полторы сотни лет знает каждый русский ребенок.

Ни до этой сказки, ни после нее Ершов ровным счетом ничего не создал. Прожил тихую жизнь, тихо скончался, наверное, писал строчки своей бессмертной сказочной повести в альбомы тобольских дам. Больше нам ничего не известно.

Тайна здесь только одна: почему он не написал ничего больше? Но ведь великий Грибоедов тоже ничего не написал.

Правда, Грибоедов принадлежал к элите русского общества и был вскоре назначен послом в Персию, где его и убили фанатики. Он погиб молодым, может, потом и написал бы…

Честно говоря, еще недавно, если бы меня спросили, когда жил Ершов, я бы задумался. А потом осторожно сказал бы: «Где-то в середине XIX века». Где-то между Пушкиным и Толстым. Вы тоже так думали? И недавно я узнал о происшествиях 1833 года, которые все во мне перевернули, и я очутился на краю тайны, как над пропастью.

Летом 1833 года у восемнадцатилетнего петербургского студента Пети Ершова умер отец. Денег не было, впору бросать университет. А Ершов имел некоторые небольшие знакомства. В частности, ему сочувствовал литератор Плетнев, который пообещал подыскать ему заработок.

Плетнев был знаком с поэтом Александром Пушкиным. Жизнь поэта была нелегкой, потому что император объявил его народным достоянием, окружил царской любовью и заботой, велел приходить на все балы и приводить с собой молодую красавицу жену, сам читал все написанное поэтом и сам все запрещал. Пушкин даже бросил писать стихи, работал в архивах, писал биографию своего деда Ганнибала и историю Пугачевского бунта. Деньги были нужны позарез, а со всех сторон доносилось шипение: «Исписался Александр, исписался! Теперь ему осталось только таскаться за женой по балам и ждать, пока ее у него кто-нибудь отберет».