Полибий - Всеобщая история.

45. Напротив, следует остановиться со вниманием на государстве критян, к которому мы и переходим, по двум причинам, во-первых: почему просвещеннейшие из древних писателей — Эфор, Ксенофонт, Каллисфен 111, Платон — называют его сходным и даже тождественным с государством лакедемонян, во-вторых, почему они считают его достойным похвалы. Оба суждения мы находим неправильными, в чем и можно убедиться из нижеследующего. Сначала мы скажем о различии этих государств. В числе особенностей государственного строя лакедемонян писатели эти называют прежде всего закон о земельной собственности, по которому никто не вправе приобретать земли больше других, но все граждане должны иметь равную долю участия в общественной земле. 46. Другая особенность — закон о денежном имуществе; так как оно не имеет у лакедемонян никакого значения, государство совершенно избавлено от раздоров из-за разницы состояния. Третья особенность состоит в том, что цари лакедемонян имеют непрерывающуюся*** власть, а так называемые старейшины пожизненную; ими-то и при их участии ведаются все дела государственного управления. Но во всем этом критяне представляют противоположность 112лакедемонянам. Так, законы их дозволяют каждому расширять свои земельные владения, так сказать, до бесконечности, сколько кто может. Потом, деньги имеют у критян такую цену, что обладание ими почитается не необходимым только, но и весьма почетным. Наконец, низкая корысть и любостяжание до того вошли в нравы критян, что из всех народов у них только никакая нажива не считается постыдною. Помимо этого, власти их ограничены годичным сроком и государство имеет вид демократии. Поэтому-то я много раз недоумевал, почему писатели говорят нам о государствах противоположных по природе как бы о сходных между собою, родственных. Впрочем, мало того, что они проглядели столь важные отличия, вдобавок они пускаются в многоглаголивые рассуждения о том, что из всех смертных один только Ликург постиг основы государственного строя, именно: так как всякое государство зиждется на двух добродетелях, на храбрости по отношению к врагам и на единодушии во взаимных отношениях граждан, то Ликург, говорят они, упразднив любостяжание, вместе с тем избавил государство от домашних распрей и смуты, и потому лакедемоняне, не тронутые этими пороками, пользовались наилучшими во всей Элладе отношениями внутри общины и отличались единодушием. Разъяснив это и при сопоставлении двух государств заметив, что критяне в силу прирожденной им алчности обуреваемы многократнейшими распрями, частными и государственными, а также домашними войнами, писатели эти тем не менее воображают, что все это ничего не говорит против них, и отваживаются утверждать, будто эти два государства сходны между собою. А Эфор при описании обоих государств употребляет даже одни и те же выражения, за исключением собственных имен, так что читатель, если оставит без внимания собственные имена, ни за что не поймет, о котором из двух государств идет речь у Эфора.

47. Так, по-моему, различаются эти государства, а почему мы не считаем критского государственного устройства достойным ни похвалы, ни подражания, об этом скажем теперь. Я полагаю, что каждому государству присущи два начала, которые и определяют, заслуживают ли его учреждения и отправления их подражания, или следует воздерживаться от них. Начала эти — обычаи и законы. Те из них заслуживают соревнования, которые вносят благонравие и умеренность в частную жизнь людей, в государстве же водворяют кротость и справедливость; нравы и обычаи противоположные достойны осуждения. Если, таким образом, у какого-либо народа мы наблюдаем добрые обычаи и законы, мы смело можем утверждать, что хорошими окажутся здесь и люди, и общественное устройство их. Точно так же, если мы в частной жизни людей видим любостяжание, а в государственных деяниях неправду, очевидно, можно с большою вероятностью предположить, что и законы их, и нравы частных лиц, и весь государственный строй негодны. Между тем нельзя было бы указать, разве за самыми редкими исключениями, другого народа столь коварного в частной жизни, как критяне, и столь несправедливого в государственных предприятиях. Вот почему на основании сделанного выше сравнения мы не уподобляем государства критян лакедемонскому и вообще не считаем его достойным похвалы или соревнования.

Несправедливо также привлекать к сравнению государство Платона, хотя некоторые философы и восхваляют его. Как не допускаем мы к состязанию тех мастеров 113или борцов, которые не занесены в списки или не приготовили себя телесными упражнениями, так точно не следует допускать и государство Платона к участию в споре за первенство до тех пор, пока пригодность его не будет испытана на деле. В настоящее время оценка Платонова государства посредством сличения с государствами спартанцев, римлян и карфагенян походила бы на то, как если бы кто-нибудь выставил одну из своих статуй и сравнивал ее с живыми, одушевленными людьми. Ведь такое сравнение неодушевленного предмета с одушевленными, наверное, показалось бы зрителю неправильным, ошибочным и ни с чем несообразным, хотя бы работа статуи и заслужила наивысшей похвалы.

48. Оставим мы поэтому в стороне государство Платона и возвратимся к Лаконике. Мне кажется, что установленные Ликургом законы и принятые им меры были превосходны для обеспечения единодушия граждан, для ограждения Лаконики, наконец, для прочного водворения свободы в Спарте, так что дело его, по-моему, скорее божеского разума 114, а не человеческого. Равенство земельных участков, простота и общность жизни должны были вводить благонравие в частные отношения граждан, а государство предохранять от междоусобиц, с другой стороны, трудные и опасные упражнения должны были сделать граждан крепкими и мужественными. Когда в душе ли одного человека, или в пределах одного государства соединятся вместе такие свойства, как мужество и благонравие, тогда трудно зародиться какой-либо напасти в среде граждан, нелегко и иноземному врагу покорить их. Вот какими мерами и каким государственным устройством Ликург уготовал прочную безопасность для всей Лаконики, а самим спартанцам обеспечил свободу на долгое время. Однако, мне кажется, он совсем не позаботился о приспособлении своего государства, как в общем, так и в частностях, к завоеванию иноземцев, к господству над ними и вообще к расширению внешнего владычества. Поэтому, сделав граждан самодовлеющими и воздержанными в частной жизни, он должен был бы позаботиться о том, чтобы и общее настроение государства было самодовлеющим и умеренным. Теперь же спартанцы благодаря Ликургу в частной жизни и в отношениях к законам своего города совершенно свободные от честолюбия и в высшей мере благоразумные оказываются по отношению к остальным эллинам преисполненными честолюбия, жажды власти и любостяжания.