Полибий - Всеобщая история.

Вскоре после этого произошла битва между Димою и Фарами при Гекатомбее, кончившаяся жестоким поражением Арата. На происходившем вслед за сим собрании ахеяне единодушно постановили обратиться к Антигону, и Арат отправил послом к царю своего сына кончить переговоры о помощи. Теперь, как и прежде, не было речи в собрании о гарантиях договора, каких может потребовать Антигон от ахейского союза; вопрос о них возбужден был только после принятия окончательного решения, причем сразу обнаружилось, что союзу предстоит пожертвовать Коринфом, раз он желает пользоваться войсками Антигона. Дело было отложено до выяснения вопроса о залоге со стороны ахеян, ибо отдать коринфян насильно в руки македонян ахеяне не решались. Но теперь Антигон еще более убедился в готовности Арата загладить старую вину и отдать ему Акрокоринф обратно 223*. Арат поспешил отправить к нему родного сына, и если ахеяне не звали тотчас царя, то не по вине Арата. Настроение вождя и руководителя ахеян вполне раскрывает перед нами Полибий несколькими строками ниже, в кратком упоминании о третьем постановлении ахеян — заключить союз с Антигоном, после того уже, как в Коринфе возобладала партия Клеомена, призывавшая его в город; на Акрокоринфе все еще держался союзный гарнизон ахеян. Поведение коринфян, по словам историка, «давало ахеянам благовидный предлог и повод к действию; за него-то и ухватился Арат и предложил Антигону Акрокоринф, чем избавлял себя от тяготевшей на нем вины перед домом македонян, давал достаточное ручательство за прочность будущего союза и — что самое важное — доставлял Антигону опорный пункт для войны с лакедемонянами».

В оценке этого хода Аратовой дипломатии, ставшего роковым для свободы эллинов, новые историки сильно разногласят между собою. Например, Шорн, Фримен, Дройзен, Герцберг, не говоря уже о Брандштетере и Лукасе, вслед за Плутархом осуждают Арата за то, что упорством в противодействии Клеомену и отказом уступить руководящую роль более даровитому и более счастливому сопернику, он накликал чужеземное иго на Пелопоннес и через него на всю Элладу, тем самым погубил свободу эллинов. Напротив, Васильевский, Клат, Дюбуа стараются найти оправдание для Арата в его отрицательном отношении к социальным замыслам Клеомена, в родстве и взаимной близости македонян и эллинов, которые давно уже не были чужими друг другу народами, в том наконец, что Клеомен и Арат представляли собою воплощение непримиримых политических и социальных начал 224*. Не защищая Арата и не нападая на него, не вдаваясь в туманные соображения о том, что сталось бы с Элладою, если бы Арат предоставил гегемонию над союзом Клеомену, мы обязаны только подвести итоги бесспорным фактам, а факты эти свидетельствуют, что Арат собственными руками разрушал дело, которое создано было при его деятельном участии и руководстве; он отдавал во власть тиранов и македонских гарнизонов те самые города, которые раньше освобождал с геройским самоотвержением и настойчивостью. Сообщаемые Полибием и Плутархом данные не оставляют на этот счет никакого сомнения. Плохой воин и полководец, «наполнивший Пелопоннес трофеями врагов»; что мог противопоставить Арат обаятельной личности спартанского царя, если он к тому же помышлял об отсечении от союза одного из главнейших его членов и тем решался купить помощь Антигона? То, что составляло душу объединительного движения, теперь отлетало от ахейского союза, и сопротивление Арата Клеомену, а равно отказ его принять гегемонию царя Спарты утрачивали теперь всякое оправдание; помощь Антигона означала, как вскоре и обнаружилось на деле, подчинение эллинов видам македонской династии. Между тем каждый эллин, сколько-нибудь уважающий благородство своего происхождения, допускал гегемонию последнего спартанца охотнее, нежели первого македонянина.

Правда, Клеомен обращал к себе массы пелопоннесского населения надеждами на социальный и экономический переворот, но и благомыслящие элементы в Ахае отвращались от своего вождя под давлением его новой, македонской политики. Как рассказывает Плутарх, сношение между ахеянами и Клеоменом не состоялось в решительную минуту благодаря главным образом проискам Арата, ибо к тому времени (224/223 г. до Р.X.) договор его с Антигоном заключен был окончательно, и он постарался не допустить Клеомена на собрание ахеян в Аргосе: там царь Спарты мог легко увлечь народ на свою сторону. Для читателя ясно, что политика главы союза далеко не отвечала настроению большинства. «Засим, — продолжает биограф Арата и Клеомена, — смута распространилась среди ахеян, и началось отпадение городов, ибо масса народная питала надежду на раздел полей и уничтожение долгов, знатные сильно тяготились Аратом, наконец, иных возмущало призвание македонян в Пелопоннес» 225*.

Первым последствием сближения ахеян с Антигоном через Арата и Мегалополь был переход Птолемея со всеми его денежными средствами на сторону Клеомена, и вскоре засим последовала несчастная для Арата битва при Гекатомбее, в которой приняли участие все союзные войска 226*. В то время, когда настоятельно требовалось единодушие и напряжение сил в одну сторону, ахеяне впадали в раздумье и нерешительность под влиянием крутого поворота во внешней политике. Заключить союз с Антигоном оказалось невозможным, не пожертвовав Акрокоринфом, и большинство ахеян, но не Арат, предпочло примириться с Клеоменом на условии признания царя Спарты гегемоном союза. Переговоры с Клеоменом приходили к благополучному концу, пока Арат, добровольно отказавшийся от предложенной ему стратегии, не стоял у власти, и затем в ближайшую стратегию Арата и главным образом благодаря ему кончились ничем или — вернее — обоюдосторонним недовольством и раздражением 227*.

Теперь-то наступили события, поколебавшие самые основы ахейской федерации. В сравнении с ними потеря Мантинеи была маловажною подробностью: ведь и до Клеоменовой войны город этот находился в слабой связи с союзом, если вначале он перешел к этолянам, потом к Клеомену. Вслед за возобновлением военных действий обнаружилась измена в Сикионе, и город едва не был взят царем Спарты; пала Пеллена, причем изгнан был союзный стратег, быть может, сам Арат, взяты Феней и Пентелий. Тотчас после этого примкнули к Клеомену аргосцы и ввели в свой город спартанский гарнизон флиунтяне; многие сикионяне и коринфяне вели открыто переговоры с Клеоменом о сдаче. «Тяжелое смущение вдруг овладело Аратом, — замечает Плутарх, — ибо он видел, что Пелопоннес потрясен, и склонные к переменам граждане поднимают восстание в городах» 228*. Ахейский союз распадался не только в тех частях, которые были приобретены в разное время, как это представлялось Плутарху, но и в первоначальном своем составе: Пеллена была собственным городом ахеян. Эпидавр, Гермиона, Трезена добровольно передались Клеомену. С появлением его на Коринфском перешейке мегаряне отделились от Ахаи и «с согласия ахеян» вошли в беотийский союз 229*. Мало согласуется следующая характеристика союзных отношений у Полибия с теми самыми историческими данными, которыми мы обязаны главным образом ему же: «Эта форма правления (союзное устройство ахеян), — говорит историк, — усвоена была некоторыми пелопоннесцами по собственному почину; многие привлечены были посредством увещания и доводов рассудка; наконец и те, которых ахеяне при удобном случае заставили примкнуть к союзу, весьма скоро нашли для себя удобным вынужденное вначале устройство» 230*.