Грег Аннусек - Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени

Безусловно, Скорцени вскоре обнаружил, что Рим буквально полнится слухами о Муссолини. Кое-кто из сотрудничавших с немцами информаторов заявлял, что дуче якобы содержится в клинике для умалишенных в Швейцарии. Другие утверждали, что он покончил с собой или по крайней мере серьезно болен. Разумеется, немцам ничего другого оставалось, как тщательно проверять достоверность всех этих едва ли не фантастических версий, многие из которых специально подсовывались им итальянскими агентами. «Тем не менее, — вспоминал Скорцени, — нам удалось доподлинно установить, что во второй половине дня 25 июля дуче приезжал на виллу к королю и с того момента его никто больше не видел».

Как красочно выразился генерал Штудент: «Могло показаться, будто Муссолини исчез с лица земли».

Муссолини мог лишь смутно догадываться о том, на какие невероятные тайные ухищрения пустились Гитлер и режим Бадольо в последующие после переворота дни. Тогда его, безусловно, в первую очередь волновало собственное положение.

Первый удар судьба нанесла ему 25 июля, когда король вызвал дуче к себе, чтобы сообщить, что итальянский народ более не нуждается в его услугах. Сразу после этой аудиенции, примерно в шесть двадцать вечера Муссолини спустился по ступенькам королевской резиденции — виллы «Савойя», направляясь к поджидавшему его автомобилю — черному «альфа-ромео», припаркованному чуть дальше, на другой стороне подъездной дороги. По всей видимости, он еще не оправился от свалившегося на него известия о том, что коротышка король одним взмахом крошечной ручки отменил диктатуру и поставил во главе нового кабинета маршала Бадольо.

Но какие бы мысли ни кружились вихрем в голове дуче в тот момент, их неожиданно прервало появление фигуры в военной форме. Это был капитан карабинеров Паоло Виньери.

«Его Величество возложил на меня защиту вашей персоны, — заявил он Муссолини, который на секунду задумался над его словами, а затем направился дальше к поджидавшему его автомобилю. — Нет, — возразил капитан. — Нам туда». Дуче обернулся и, к своему великому удивлению, увидел, что Виньери указывает на карету «скорой помощи».

Сначала Муссолини попробовал высказать свое несогласие — мол, он предпочитает собственный автомобиль и ему не нужна никакая конспирация, — однако в конце концов подчинился. Садясь в машину, он вновь на секунду задумался, правильно ли он поступает, — внутри кареты «скорой помощи» сидели несколько вооруженных охранников. Тем не менее он заставил себя сесть в машину, где опустился на носилки для тяжелобольных, и карета «скорой помощи» на головокружительной скорости понеслась по улицам Рима. «Меня охраняли полицейские в штатском, вооруженные пистолетами-автоматами, — вспоминал дуче. — Мы сломя голову неслись на такой скорости, что в иные моменты казалось, что машина вот-вот перевернется».

Пока Муссолини трясся в тесном кузове «скорой», ему и в голову не пришло, что это арест. Присутствие вооруженной до зубов охраны вселило в него странную уверенность в том, что столь серьезные меры безопасности приняты исключительно ради его собственного блага. «Я пребывал в уверенности, что, как и обещал король, мою персону будут тщательно охранять».

Спустя полчаса, то есть около шести вечера, Муссолини привезли во двор казармы карабинеров на Виа Квинтино Село. Несмотря на откровенно неприветливый прием, оказанный ему на вилле «Савойя», он продолжал цепляться за роль сурового диктатора, не желая расставаться с привычными замашками. Выйдя из машины, дуче принял характерную позу: гордо вскинул подбородок и уперся руками в бедра. Со стороны могло показаться, будто он явился сюда с инспекцией. Его провели в офицерскую столовую, где он просидел около часа. Затем его вновь посадили в карету «скорой помощи» и перевезли в другую казарму, на сей раз кадетскую, на Виа Леньяно, куда он прибыл в семь вечера.

Здесь его отвели на второй этаж и, приставив к нему охранника, усадили ждать в кабинете коменданта. Минуты ожидания растягивались в часы, и постепенно Муссолини начал догадываться, что, собственно, происходит. «И когда я сидел, погруженный в размышления, в этой комнате, мне в голову впервые в голову закралось сомнение. Что это — защита или арест?» Он обратил внимание на популярный фашистский лозунг, написанный огромными буквами на стене казармы: «Верь, борись, подчиняйся!» Наверняка в тот момент он воспринял его как насмешку.

Позднее тем же вечером, примерно в час ночи 26 июля, к дуче явился посетитель в лице генерала Эрнесто Фероне. Генерал прибыл к экс-диктатору с сообщением. Муссолини взял в руки зеленый конверт со штампом «Военное министерство» и вытащил из него написанную от руки записку. Записка была от Бадольо.

«Нижеподписавшийся глава правительства, — говорилось в ней, — ставит в известность Вашу Светлость, что все, что меры, принятые в отношении вашей персоны, приняты в ваших собственных интересах, ибо до нас дошла подробная информация о готовящемся против Вас заговоре. Мы весьма сожалеем об этом и считаем своим долгом сообщить Вам, что мы готовы отдать приказ о Вашей охране со всем положенным вам уважением в любом выбранном вами месте».

Ага, теперь кое-что проясняется, наверняка подумал дуче. Успокоенный посланием Бадольо, которое на первый взгляд гарантировало ему немалую долю свободы, Муссолини продиктовал ответ своему старому недругу. В своем письме он поблагодарил Бадольо за его труды, добавив, что хотел бы, чтобы его отвезли в загородную резиденцию Рокка делла Камината. Это внешне напоминавшее средневековую крепость сооружение находилось в его родной Романье, неподалеку от Форли.

«Я хочу заверить маршала Бадольо, — сказал он, обращаясь к Фероне, который дословно записывал все, что ему говорилось, — что я, пусть даже лишь в память о том, что мы когда-то вершили вместе с ним в прошлом, не стану создавать для него никаких трудностей, но буду всячески с ним сотрудничать». Дуче также добавил, что по достоинству оценил готовность Бадольо и дальше сражаться на стороне Германии. Свое письмо он закончил следующими словами: «Я выражаю искреннюю надежду на то, что успех будет сопутствовать тому серьезному делу, которое маршал Бадольо берет на себя по приказу и от имени его величества короля, чьим верным слугой я был на протяжении двадцати одного года и продолжаю им оставаться».

Тон послания был примирительный. Муссолини воздержался от выражения своих истинных чувств по поводу переворота, с момента которого не прошло и суток, равно как не стал выражать свою озабоченность по поводу того, что его содержат в казарме. Тон письма был таким пассивным, что Бадольо на следующий день отправил его копию нацистам в подтверждение того, что дуче примирился со своей судьбой. Это было то самое письмо, которое заставило Геббельса озадаченно чесать голову 27 июля. «Он хочет, чтобы его отвезли в Рокка делла Каммината, чтобы он там отдыхал», — писал озадаченный Геббельс в своем дневнике, добавляя, что если только это письмо не подделка, оно свидетельствует о том, что у дуче больше нет ни малейших намерений как-то вмешиваться в ход событий.