Рафаэль Сабатини - Под знаменем быка

- Да, он может навредить мне. И Маттео.

- Но так ли уж страшна для человека смерть? - задал Альмерико риторический вопрос. - Маттео уже мертв, хотя еще живет. А этот бедолага живет, хотя уже умер.

- Не пора ли перейти от разговоров к делу? - Панталеоне надоели философские рассуждения о жизни и смерти. - Вы сами пошлете за Маттео Орсини или мне просить моих людей привести его из того уединенного павильона, в котором он прячется? Сопротивление бесполезно, затяжка времени ни к чему не приведет. Мои солдаты перекрыли все проходы, и никто не выйдет из замка и не войдет в него без моего разрешения.

Он увидел, как изменились лица графа и его дочери. Глаза девушки широко раскрылись, как подумал Панталеоне, от страха, старик же коротко рассмеялся.

- Мессер, раз вы так хорошо информированы, завершите ваш труд без нашего участия.

Панталеоне глянул на него, потом пожал плечами.

- Как скажете, - и, повернувшись на каблуках, шагнул к двери.

- Нет, нет! - остановил его вскрик мадонны Фульвии. - Подождите, мессер! Подождите!

Панталеоне остановился, обернулся. Одну руку она прижимала к груди, словно успокаивая гулко бьющееся сердце, другую протягивала к нему.

- Позвольте мне переговорить с отцом наедине... и мы примем решение, выдохнула она.

- Решение? - брови Панталеоне удивленно взлетели вверх. - А что тут решать?

В волнении она заломила руки.

- Мы... возможно, мы найдем, что вам предложить.

- Предложить? - Панталеоне нахмурился. Неужели они хотят подкупить его? - Клянусь Богом... - с жаром начал он, но не договорил. Ибо врожденная алчность не дала ему докончить фразу. В конце концов, почему бы не выслушать их предложение. Может, оно его и устроит. Только дурак пренебрегает личной выгодой. Ведь о том, что Маттео в Пьевано, известно только ему. Но и предложенная цена должна быть достаточно высокой, чтобы компенсировать не только тысячу дукатов герцога, но и его уязвленное тщеславие, ибо придется прилюдно признаваться в том, что он не сумел справиться с поручением герцога.

Истолковав молчание Панталеоне, как колебания, мадонна Фульвия усилила натиск.

- Едва ли вы что-либо потеряете, даровав нам эти несколько минут. Разве вы не сказали, что замок занят вашими людьми? Что никто не сможет ни выйти, ни войти без вашего разрешения?

Панталеоне поклонился.

- Я согласен. Я обожду в приемной, - и вышел из зала, бряцая шпорами.

Оставшись одни, отец и дочь долго смотрели друг на друга.

- Зачем ты помешала ему? - прервал затянувшееся молчание старый граф. Надеюсь, не потому, что пожалела такого мерзавца?

Ее губы презрительно изогнулись.

- Как ты мог даже подумать об этом?

- Другого объяснения я не нахожу.

- Если б мы позволили ему пойти за Маттео, подумай, что бы он сделал. Солдаты перевернули бы замок вверх дном, но нашли бы его.

- А что сейчас изменилось? Он все равно отдаст такой приказ. Как нам ему помешать?

Монна Фульвия наклонилась к отцу.

- Ради чего ты так долго изучал человеческую природу, если не можешь найти ответа на свой вопрос?

Альмерико сжался в кресле, ибо дочь его попала в точку: в критической ситуации философия древних оказалась бесполезной. А вот юная Фульвия, похоже, знала, что нужно делать.

- Разве ты не знаешь, разве об этом не написано на какой-то из этих страниц, что предавший раз будет предавать снова и снова. Разве ты не видишь, сколь низок этот человек, предавший того, кто протянул ему руку помощи, дал кусок хлеба? И, уж конечно, он предаст своего хозяина, если увидит в этом собственную выгоду.

- Ты хочешь сказать, что мы должны подкупить его?

Фульвия коротко рассмеялась.

- Мы должны сделать вид, что хотим подкупить его, - она прижала руки к вискам. - Знаешь, меня осенило. Словно с глаз слетела пелена и я увидела, какие перед нами открыты возможности. В мои руки вложено оружие, которым я смогу поразить нашего заклятого врага и отомстить за всех убиенных Орсини.

- Дитя мое, ты бредишь. Как сможет слабая девушка...

- Слабая - нет. Но сильная женщина из рода Орсини сможет. Слушай, - она наклонилась ближе и зашептала отцу на ухо сложившийся в ее голове план.

Альмерико слушал, сжавшись в комок, на лице его отражалось изумление.

- Боже ты мой! - ахнул он, когда Фульвия замолчала. - Боже ты мой! Как в такой ангельской головке мог зародиться столь чудовищный замысел? За все эти годы я не смог узнать тебя, Фульвия. Я-то держал тебя за дитя, а ты... ему не хватило слов, так что осталось лишь всплеснуть руками. Стоик в нем уступил место родителю.

В тревоге за нее, своего единственного ребенка, он попытался отговорить Фульвию. Но та не уступала. Спорила с отцом, доказывая, что это единственный способ разделаться и с Панталеоне, и с его хозяином, герцогом Валентино. Она убеждала старого графа, что не будет покоя ни ей, ни ему, ни кому-либо из Орсини, если он удержит ее и не позволит реализовать разработанный ею план. Она напомнила ему, что, пока Чезаре Борджа жив, ни один Орсини не сможет считать себя в безопасности. А напоследок привела самый главный аргумент: мол, по ее убеждению, сам Господь Бог вдохновил ее, ибо как иначе слабейшая из Орсини могла даже подумать о том, что она должна отомстить за погибших сородичей, дабы не оборвался их род на земле.

И в итоге ее порыв передался старому графу, и он, все еще терзаемый страхом за дочь, согласился не препятствовать ей.

- Оставь мне Чезаре Борджа и его лакея, - хищно улыбнулась Фульвия, - а сам помолись за их души.

С тем она поцеловала отца и вышла к начавшему терять терпение Панталеоне.

Тот сидел в кресле с высокой спинкой у стола, на котором стоял серебряный канделябр с зажженными свечами. При ее появлении Панталеоне поднялся, отметив бледность лица мадонны Фульвии и ее крайнее волнение. Красота же, стройность фигуры, гордая посадка головы, наоборот, остались им незамеченными.

Мадонна Фульвия оперлась руками о стол, чуть наклонилась вперед, не сводя глаз с Панталеоне.

Как мы уже заметили, ему нельзя было отказать в хитрости и проницательности, но на этот раз он столкнулся с противником, который превосходил Панталеоне именно в этих, сильных его сторонах.

Мадонна Фульвия видела его насквозь, а потому знала, куда надобно наносить решающий удар.

- Посмотрите на меня внимательно, мессер Панталеоне, - голос ее звучал ровно, хотя сердце буквально выпрыгивало из груди.

Он подчинился, гадая, к чему она клонит.

- Скажите мне, красива ли я? Стройная ли у меня фигура?

Панталеоне поклонился, губы его изогнулись в саркастической улыбке.

- Красива, как ангел, мадонна. Вы могли бы затмить сестру герцога, монну Лукрецию. Но какое отношение...

- Короче, мессер, вы находите меня желанной?

От этого вопроса у Панталеоне перехватило дыхание. С ответом он нашелся быстро, но саркастическая улыбка исчезла бесследно. Сердце его забилось сильнее, с глаз словно спала пелена, и в одно мгновение он разглядел в монне Фульвии тысячу достоинств, которых не замечал ранее.