Павел Милюков - История второй русской революции

Историю лучше всего изучать двумя способами: читая мемуары или читая документы. Воспоминания лидера кадетской партии Павла Николаевича Милюкова дают нам эти две возможности одновременно. Это и воспоминания активного деятеля революционного движения России, и документы, которые он приводит в мемуарах. Политическая жизнь Милюкова полна парадоксов. Он был одним из главных отцов Февраля 1917 г., и его же предали соратники почти сразу после революции. Он не стал жертвой Октября 1917 г., хотя и пытался активно противодействовать с большевиками. Уехал в эмиграцию, но не начал, как многие, бороться против новой России-СССР, используя любые средства. Поэтому во время Второй мировой войны он поддержал Советский Союз, выступая за поражение Германии.

Но сначала была революция. Революция, прошедшая два этапа, две ступени, которые вели к крушению русской государственности. И такие деятели, как Милюков, всячески это крушение приближали. Позволим себе небольшое сравнение: представьте ситуацию 1941 г.: немцы на окраине Москвы, а в СССР проводятся всеобщие выборы. Глупость? Чушь несусветная? Да. Но ведь именно так Милюков и его соратники по Временному правительству поступили в страшный для России 1917 г. В то время, когда шла Первая мировая война, они решили провести в стране выборы в Учредительное собрание. А до победы подождать было нельзя? Сначала победить — а потом все остальное? В 1941-1945 гг. страна пережила куда более страшную войну с той же самой Германией, которая была уже намного сильнее. И наша страна победила. А в 1917 г. государство рухнуло, армия была разложена революционерами и затем распущена. Итогом стала еще более ужасающая война — Гражданская. Миллионы жертв. Тиф. Голод. Разруха.

Как все это получилось? Почему пала могучая Российская империя? Читайте историю двух русских революций, написанную одним из ее авторов. Свидетельство от первого лица. Масса малоизвестных фактов.

И что немаловажно — полное отсутствие ангажированности. Ведь Милюков уехал, и у него не было необходимости прятать концы в воду.

Хотите понять русскую революцию — читайте Милюкова.

Первый том «Истории второй русской революции» написан очень скоро после описываемых в нем событий. Автор начал работать над ним вскоре после Октябрьской революции, заставившей его покинуть Петроград, в конце ноября 1917 г. в Ростове-на-Дону. Первых три выпуска первого тома были закончены в августе 1918 г., перед переездом автора в Киев. В Киеве пересмотрена и дополнена глава о Корниловском движении на основании данных, сообщенных А. Ф. Керенским в его показании о «Деле Корнилова». Из двух глав четвертого выпуска одна (международная борьба за мир) была первоначально написана для не вышедшего в свет очередного «Ежегодника» газеты «Речь»; она пересмотрена и дополнена для издания уже во время пребывания автора в Лондоне. Другая глава — о распаде власти — написана в Киеве летом 1918 г. Предполагалось, что все четыре выпуска тогда же появятся в свет в Киеве, в издательстве «Летопись». Но издательство успело отпечатать лишь первый выпуск без конца, когда (декабрь 1918 г.) Киев был занят петлюровскими войсками и типография подверглась разгрому. Конец набора первого выпуска и остальная рукопись были уничтожены петлюровцами, и издание было остановлено. Только осенью 1920 г. автор получил от издателя, переехавшего в Софию, сохраненную им копию рукописи, с пробелами, пополнение которых в Лондоне оказалось невозможным. Лишь в декабре 1920 г. автор получил доступ к обширной коллекции русских периодических изданий, хранящейся в Musee de la guerre в Париже. При помощи этого материала пропуски восстановлены и полный текст «Истории» приготовлен к печати.

Автор назвал свой труд «Историей», хотя он хорошо сознает, что для истории революции в строгом смысле слова время настанет не скоро.

Выбирая это заглавие, он хотел лишь сказать, что его цель в этой книге идет дальше личных «Воспоминаний».

Для воспоминаний, предназначенных для немедленного опубликования, время также не наступило. Действующие лица описываемой эпохи еще не сошли со сцены, вызванные их деятельностью чувства еще далеко не улеглись, их интимные мотивы не сделались достоянием гласности. При этих условиях вводить читателя в интимную атмосферу событий, доступную только для их непосредственного участника, показалось бы и нескромно, и чересчур субъективно.

«История» ставит себе иную задачу, чем «Мемуары». Она принципиально отказывается от субъективного освещения и заставляет говорить факты. Факты подлежат объективной проверке, и поскольку они верны, постольку же бесспорны и вытекающие из них выводы. Историк по профессии, автор не хотел и не мог подгонять факты к выводам; наоборот, он принимал выводы из фактов как нечто бесспорное, хотя бы эти выводы и противоречили настроению того момента, когда переживались события и писалась «История».

Другой вопрос: насколько сами факты известны и насколько они собраны с надлежащей полнотой, чтобы позволить определенные выводы. Не может быть сомнения, конечно, что дальнейшее накопление и изучение фактов оставит далеко позади предлагаемый первый опыт их предварительной установки. Но автор льстит себя надеждой, что при этом не очень изменятся намечаемые им выводы. По сравнению со своими преемниками он находится в выгодном положении непосредственного наблюдателя и свидетеля событий. Он знает о них часто больше, чем говорят известные до сих пор факты, и в самой группировке фактов уже дает известный комментарий к событиям.

Вообще фактическое изложение не составляет главной задачи автора. Читатель не найдет в этой «Истории» описания памятных ему, быть может, «великих дней» революции. Он найдет здесь не столько картины и краски, сколько руководящие линии, основные штрихи рисунка. Анализ событий с точки зрения определенного их понимания был той основной целью, которая, собственно, и побудила автора взяться за написание «Истории». Из рассказа, несомненно, вытекал определенный политический вывод.

Так же ли бесспорен этот вывод, как положенное в его основу фактическое описание? Три года, истекшие со времени описанных событий, уже дают возможность некоторой проверки. На первый взгляд может казаться, что «История» этой проверки не выдержала. Тот же угол зрения, под которым произведен в ней анализ событий 1917 г., перенесенный на события 1918-1920 гг., оказался бы, несомненно, неверным и односторонним. «История» проследила последствия коренных ошибок тактики, сделанных господствовавшими за этот промежуток умеренными социалистическими партиями. Более правые течения, сменившие их в период гражданской войны, несомненно, руководствовались уроками неудач 1917 г. И тем не менее их тактика, выведенная из этих уроков, кончилась, в свою очередь, катастрофой конца 1920 г. Сам собой возникает вопрос: не являются ли выводы из ошибок 1917 г. неверными и односторонними, если даже и противники этих ошибок, принявшие их во внимание, не спаслись от провала?