Леони Фрида - Екатерина Медичи

В конце октября королевская семья была вынуждена остановиться на более длительный срок, чем собирались, в Витри-ан-Пертуа, ибо Карл серьезно заболел. Лекари считали, что его одолел недуг наподобие оспы, хотя более вероятно, что это была последняя стадия туберкулеза. Страдая от жестокой, изнурительной лихорадки, король весь дрожал, не в силах подняться с постели. Из пор его тела проступал не только пот, но и сукровица. Пока он «лежал, и его рвало кровью», двор терпеливо ждал, потрясенный состоянием короля и не зная, что ждет их дальше. Генрих же едва ли мог поверить в свою удачу; смерть брата могла подоспеть как нельзя вовремя, ибо он еще не покинул Францию. Филипп де Шеверни, один из старших советников, также ехавший до границы, писал: «Многие люди желали, чтобы король Польши закончил здесь свое путешествие, ибо состояние нынешнего короля было удручающим, проистекая из болезни легких, которая достигла фатального предела». Алансон, наоборот, был крайне обеспокоен — для него проще было бы воспользоваться шансом узурпировать корону, если Карл умрет после того, как Генрих доберется до своего далекого королевства.

Вид двоих честолюбивых братьев, круживших, словно коршуны, возле его постели, неожиданно придал безнадежно больному королю прилив сил, и он снова попрал мрачные прогнозы докторов. Карл призвал к себе мать, приподнялся на пропитанной потом и кровью постели и повелел, чтобы Генрих немедленно отбыл в Польшу. Екатерина пообещала исполнить его желание, но вначале устроила прощание для братьев. Королева-мать желала разыграть сцену семейной преданности между сыновьями. Видимо, она была слепа или не желала замечать фальши и натянутости в их отношениях. 12 ноября 1573 года, пока мать и братья стояли вокруг его ложа, Карл заключил Генриха в братские объятия. Оба смахнули скупую слезу, попрощались (на заднем плане всплакнул Алансон), и разыгранная для матери картина братской любви завершилась. Страсть Екатерины к идеализации семейных отношений была всепоглощающей. Некоторые зрители, даже самые циничные, глядя на сцену прощания, спрашивали себя: может быть, действительно, братья испытывали печаль, когда говорили друг другу последнее «прости»?

Королева-мать, Генрих и его огромный поезд поехали дальше, в Лотарингию, где крестили нового внука Екатерины, недавно родившегося у ее дочери Клод и зятя Карла, герцога и герцогини Лотарингских. Екатерина была крестной матерью, а епископ Познанский — крестным отцом малыша. Во время краткого пребывания в Лотарингии Генрих познакомился с Луизой де Водемон, юной племянницей герцога Лотарингского. Луизе было девятнадцать лет, она была светловолосой и прелестной, однако в семье ее не любили, и девушка привыкла держаться в тени. Генрих был необычайно тронут обликом прекрасной скромницы, вечно прятавшейся по углам. Существовала еще одна причина, по которой он не смог устоять перед ее чарами: Луиза напомнила Анжуйскому Марию Киевскую, прекрасную жену его смертельного врага, принца Конде. Любовь к принцессе Клевской сразила искушенного Генриха, и весь прошлый год Мария занимала его ум и сердце. Несмотря на то, что отношения были идеализированными и платоническими, они все же захватили Генриха целиком. Теперь все заметили, что новый король Польши почти не отходил от Луизы в течение тех нескольких дней, которые он провел при дворе сестры в Нанси.

29 ноября королевский кортеж прибыл в Бламон, пограничный город между Лотарингией и империей. Испанские шпионы сообщали, что королева-мать встретилась с Людвигом Нассау и сыном Яна-Казимира, имперского курфюрста, чьи рейтары нанесли Франции такой урон во время последней гражданской войны. Екатерина уже передала Людвигу 300 тысяч экю для помощи в войне с Нидерландами. Теперь же она пообещала новую помощь. Эти переговоры существенно помогли безопасному проезду Генриха в Польшу и устанавливали добрые отношения с силами протестантов на случай новых бед с гугенотами во Франции. Екатерина не могла не заметить, что на Алансонского начали поглядывать как на возможного покровителя протестантского движения, недавно столь жестоко лишенного большинства своих вождей. Его королевский статус мог придать ему необходимую легитимность в глазах многих умеренных дворян-католиков, боявшихся фанатичных единоверцев во главе с Гизами.

Генрих и его мать со слезами прощались 2 декабря 1573 года. Она сама выбрала людей, которые станут его ближайшими советниками и компаньонами в Польше. Среди них были герцог де Невер (Луиджи Гонзага из Мантуи), аббат де Ноай и герцог Майеннский (один из Гизов), Ги де Пибрак, Рене де Вилькье, Луи дю Гаст и собственный лекарь Генриха, Марк Мирон. Эти люди были его наиболее горячими сторонниками, и Екатерина знала: жизнь сына в надежных руках. Не в силах больше выносить душераздирающую сцену прощания, она, как говорят, крикнула сыну: «Ступай же! Ступай, сын мой! Ты не останешься там надолго!» С этими словами он отбыл в суровый зимний холод, дабы отправиться к своему трону изгнанника, оставив за спиной женщину, которая поклонялась ему, защищала и оберегала всю жизнь.

К тому времени, когда Екатерина вернулась к Карлу, он несколько оправился и радовался передышке. За время своего короткого отсутствия Екатерина обнаружила, что Алансон нагнетает тревожную обстановку, и голова его набита лишь мыслями «о войне и смуте». Этот сын, наименее любимый из всех, настоятельно требовал себе пост наместника королевства. Карл, изначально обещавший ему этот пост, ныне сам вцепился в эту должность, лишь недавно оставленную Генрихом. Екатерина советовала королю не поддаваться нажиму младшего брата, но 25 января 1574 года король не выдержал. Это поставило под угрозу Гизов и их сторонников, которые, после отбытия Генриха Валуа в Польшу вместе с лучшими командирами-католиками, чувствовали себя неуютно. Они даже заявляли, что Франсуа де Монморанси, закадычный друг Алансона, готовит заговор с целью убийства герцога де Гиза. 16 февраля в Лувре Гиз напал на предполагаемого убийцу, г-на де Вантабрена. Монморанси клялся в своей невиновности и непричастности к какому-либо заговору против Гизов, но, хотя обвинения были сняты, ему пришлось покинуть двор. В то же время Карл взял назад обещание произвести Алансона в наместники. Гизы, таким образом, достигли своей цели. В утешение Алансону Карл сделал брата главой совета и главнокомандующим, но для герцога это было плохим компромиссом. Вожделенный ключевой пост в армии Карл отдал своему зятю, герцогу Лотарингскому, кузену Гизов, видимо, потому, что Екатерина выдвинула кандидатуру герцога, зная, что ему можно доверять и он не превысит своих полномочий, чего не могла сказать о своем младшем сыне.