Леони Фрида - Екатерина Медичи

Стремясь вернуть доверие сына, Екатерина предприняла поездку по злополучным южным и юго-западным областям Франции, землям гугенотов. Эта неугомонная пятидесятидевятилетняя женщина покинула Париж в конце лета 1578 года, прихватив с собой двор в миниатюре (включая избранных участниц своего летучего эскадрона), готовая устанавливать мир и проливать бальзам на раны, примиряя враждующие группировки и успокаивая встревоженных людей. Марго также поехала с матерью — им было по пути, поскольку ее муж потребовал у короля вернуть ему жену, и теперь она ехала на юг. Генрих III, желая избавиться от беспокойной сестры, надумал, что она может оказаться полезнее ему, находясь при Генрихе Наваррском. Марго вспоминала, как перед отъездом король целыми неделями «приходил повидаться со мной каждое утро, изъявлял ко мне братскую любовь и объяснял, как мне пойдет на пользу счастливая жизнь».

Перед Францией стояло множество проблем; большинство из которых было порождено хаосом религиозных войн. Имели место и другие неурядицы — жесткое налогообложение, социальные конфликты и местные распри феодалов.

Екатерине предстояло провести немало времени, рискуя собой, на территории, по сути, вражеской — принадлежащей гугенотам, которых она в частных беседах окрестила «хищными стервятниками». Останавливаясь в том или ином месте, королева-мать сталкивалась не только с проявлениями открытой враждебности, но и с элементарными тяготами и опасностями долгого путешествия по суровому краю. Но ей все было нипочем: чума, бандиты и скверные дороги не лишали ее жизнерадостности. Она не теряла присутствия духа, когда двери комфортабельных особняков или замков бесцеремонно захлопывались перед ее носом. Иногда ей приходилось устраивать походный «дом» — полотняный шатер, где она первым делом выставляла дорогой ее сердцу предмет — портрет короля. Никакие труды не были тяжелы ей во имя обожаемого Генриха, «услады глаз моих».

Король, в свою очередь, писал герцогине д'Юзес, сопровождавшей Екатерину, заклиная ее: «Ради Всевышнего, привезите нашу добрую мать назад в добром здравии, ибо наше счастье зависит от этого». Настроение королевы-матери оставалось приподнятым, несмотря на враждебность населения и трудности, с которыми зачастую приходилось сталкиваться. Когда погода была приятной, ее посещали теплые воспоминания о детстве в Италии. Она радовалась «цветущим бобам, твердому миндалю и сочным вишням», рано созревавшим на юге, и лишь иногда сетовала на подагрические боли и ревматизм, особенно мучительные в зимнюю стужу. Когда было возможно, королева-мать покидала паланкин или карету и шла пешком либо ехала на муле. Зрелище того, как она восседает на муле, по ее словам, «заставило бы короля смеяться».

Единственное, что Екатерина тяжело переносила, это длительная разлука с Генрихом. Она писала герцогине д'Юзес, которая тем временем уже вернулась ко двору: «Я никогда так надолго не разлучалась с ним со дня его появления на свет. В Польшу-то он уезжал лишь на восемь месяцев». Но надежда вернуть себе расположение сына стоила этой жертвы. Она делилась с подругой: «Я надеюсь сделать еще больше, дабы сослужить службу королю и королевству, сейчас и здесь, нежели оставаясь с ним и давая ему… бесконечные советы». Генрих писал одному из своих послов во время ее путешествия: «Королева, моя госпожа и мать, в настоящее время в Провансе, где, я надеюсь, она восстановит мир и единство среди моих подданных… Да поселит она в их сердца память и бесконечную признательность за ее благодеяние, которые обяжут их присоединиться ко мне и молиться Господу за ее здоровье и благополучие».

Духовный подъем и страсть к приключениям не покидали Екатерину на протяжении всей поездки. Переезжая с места на место, она терпеливо выслушивала все жалобы и разбирала тяжбы, — в основном они были связаны с принятием мирного договора и раздорами между влиятельными лицами на местах, а также их претензиями к королевской власти. Именно благодаря уникальным личным качествам, особому шарму, энтузиазму и изобретательности Екатерине удалось почти во всех случаях не только найти решения поставленных перед нею проблем (хотя, как она понимала, зачастую временные), но и снискать глубокое уважение и признательность среди бывших противников, оценивших ее настойчивость в сохранении мира.

Перед тем как оставить Марго с мужем в Нераке, Екатерина посоветовала зятю обратиться за поддержкой к жене и использовать ее для переговоров с королем, если возникнут какие-либо политические трения. Оба противника стоили друг друга. Генрих Наваррский научился, ради государственных интересов, ничуть не хуже Екатерины пользоваться всевозможными уловками, притворством, жонглировать словами. Потребовалось почти четыре месяца напряженной работы, чтобы подписать Неракскую конвенцию, и лишь тогда Екатерина двинулась дальше. 18 мая 1579 года королева-мать писала герцогине д'Юзес, что получила вести о Марго и Генрихе: «Дочь моя со своим мужем. Вчера я получила от них известия. Они — лучшая пара, чем можно было даже надеяться. Я молю Господа об их счастье, чтобы оно продолжалось много, много лет, а еще, чтобы вы дожили до 147 лет, и мы бы обедали с вами вместе в Тюильри, в шляпках или чепчиках». Она шутила, а между тем следующая остановка в пути грозила ей немалой опасностью.

Как и прежде, когда Екатерина расхаживала без страха под обстрелом врага на бастионах Руана во время первой религиозной войны, так и теперь она выказала подлинную отвагу в гугенотской крепости Монпелье. Вступив в город 29 мая 1579 года, королева-мать сохранила полное хладнокровие, проезжая между двумя рядами протестантских аркебузиров, почти касавшихся дулами ее кареты, ибо солдаты стояли угрожающе близко. Мужество и бесстрашие снискали ей уважение среди горожан. К тому времени, когда она закончила работу здесь, собираясь в новое путешествие, жители города стали должным образом учтивы и почти послушны. Королева-мать писала герцогине д'Юзес: «Я видела всех гугенотов Лангедока; Господь, не оставляющий меня своим попечением, помог мне взять от них все лучшее… да, многие — настоящие «стервятники» и способны украсть у вас лошадей, но остальные — отличные собеседники и прекрасно танцуют „вольту"».

Екатерине еще предстояло посетить неспокойные земли Прованса и Дофинэ. Она писала: «Меня так беспокоит мысль о беспорядках в Провансе, что я с трудом сдерживаю гнев… Не знаю, будет ли лучше с народом Дофинэ… как всегда, уповаю на Господа». Решительно разбираясь со скандалами и межпартийной борьбой, по сути скорее социальной, нежели религиозной, она писала: «Я закончила свою работу и, по моему скромному мнению, заставила многих людей лгать, но добилась невозможного… уже через десять дней я увижусь с самым дорогим моему сердцу человеком». Наконец настало время воссоединиться с королем в Лионе; одного этого ей было достаточно, чтобы сохранять бодрость духа. Со своей стороны, согласившись встретиться с матерью, Генрих, который всегда избегал лишних усилий, понимал: после энергичных трудов Екатерины он не вправе отказать ей в свидании. Король писал другу: «Мы должны уступить и отправиться в Лион, ибо этого желает добрая женщина, и она настоятельно заклинает меня не отказываться… Прощайте, я лежу в постели — ужасно устал, много играл в мяч».