Виктор Кожемяко - Уроки русского. Роковые силы

Вик. К. То есть руки у Гитлера были развязаны.

Вад. К. Конечно. Что закреплялось «символизирующим соглашением»? Признание права Гитлера на отторжение от Чехословакии Судетской области. А вслед за этим, меньше чем через полгода — 15 марта 1939 года, следует захват немцами Чехии полностью. И так далее. Значит, надо же признать, что «пакт Гитлера — Чемберлена» фактически являлся разделом Европы! Нет, не признают. Помалкивают.

Вик. К. Зато о «пакте Молотова — Риббентропа», который по существу был ответной и вынужденной мерой, вы совершенно точно сказали — трубят на всех углах. Не только западные пропагандисты, но и, если позволено будет так их назвать, — российские. Точнее-то, конечно, антироссийские! Ведь в своей пропаганде руководствуются отнюдь не интересами Отечества, не из этих интересов исходят…

Вад. К. Вот на этом понятии — интересы — стоило бы сделать особый акцент! Политика — всегда соотношение и нередко противостояние интересов: известен афоризм Черчилля на сей счет. Есть сегодня интересы России, а есть — США. Были в то время, о котором мы говорим, интересы Советского Союза, а еще — Германии, других европейских стран, тех же Соединенных Штатов. Так вот Сталин, как бы к нему ни относиться, отстаивал интересы своей страны, хотя и не без каких-то ошибок, что, впрочем, следует признать неизбежным в столь сложной международной обстановке. Однако повторю, совершенно очевидно: служил он своей стране, а не прислуживал неким зарубежным хозяевам, что так же очевидно, допустим, у Ельцина с Козыревым…

Вик. К. Но сколько обвинений, по сути — именно за это, за служение Отечеству, обрушивается на голову Сталина со стороны всяческих так называемых демократов! И, разумеется, пакт с гитлеровской Германией припоминают в первую очередь.

Вад. К. Иногда просто смешно читать, до каких нелепостей доходит. Небезызвестный Волкогонов в конце 80-х годов назвал пакт с Германией «отступлением от ленинских норм внешней политики». Дескать, «советская страна опустилась до уровня… империалистических держав». Тогда еще, заметьте, у Волкогонова и подобных ему перевертышей «ленинские нормы» звучали как нечто идеальное, а «империалистические державы» — как негатив. Это пока шло уничтожение Сталина. Но скоро и за Ленина они возьмутся. И тогда поменяется терминология: идеалом станут именно империалистические державы — «демократические», а Сталина будут преподносить уже не как отступившего от ленинских норм, а просто как воплощение уникального, беспрецедентного цинизма и ужасающей низости. Еще бы — вступил в сговор с самим Гитлером!

А вот то, что Сталин по существу повторил (вынужденно!) содеянное за год до этого англичанином Чемберленом, что сталинский «цинизм» был, можно сказать, порожден чемберленовским цинизмом, — замалчивается. В результате абсолютное большинство наших соотечественников нынче об этом не знают. Им внушили сплошной комплекс неполноценности или даже преступности относительно родной страны — ее политики, ее народа, ее руководителей, в том числе в годы перед великой войной.

Вик. К. Между тем тогда для нашей страны ведь действительно была сложнейшая окружающая обстановка, угрожавшая нам (вполне реально!) гибелью. Сталин четко понимал: война обязательно будет, причем война, которой против нас может пойти весь или почти весь объединенный Запад, а на востоке — Япония… Подготовка к обороне (именно к обороне, а не к агрессии, как внушают нынче какой-нибудь Резун-Суворов вместе с Александром Яковлевым, Евгением Киселевым и проч.) стала по сути главным направлением партийной и государственной политики в 30-е годы. Даже раньше, пожалуй. Коллективизация на селе, строительство мощной современной индустрии, модернизация армии — все так или иначе призвано было способствовать этому. И как важен был выигрыш времени, каким продуманным и взвешенным должен быть каждый дипломатический шаг… Теперь-то легко рассуждать да бросать упреки Сталину. Как у Шота Руставели сказано: «Всякий мнит себя героем, видя бой со стороны».

Вад. К. Вы правы. Это даже не критика Сталина — это пропаганда, направленная против своей страны. Полностью отрешающаяся от реального положения, в котором страна тогда находилась, и ставящая во главу угла вовсе не ее интересы!

Что же касается Сталина… Вот много болтают о «культе личности». Мне же часто видится, что ярые ниспровергатели этого самого культа больше всех в себе его и несут.

Например, в своей книге «Россия. век ХХ», выпущенной издательством «Алгоритм», я привожу цитату из работы доктора исторических наук М. М. Наринского. Он пишет: «Говоря о политике Советского Союза, Сталин цинично заметил: «Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались».

Вик. К. О чем конкретно речь? Скажите для читателей.

Вад. К. О суждениях Сталина в связи с объявлением войны Германии со стороны Франции и Великобритании 3 сентября 1939 года. Он тогда будто бы пооткровенничал в самом тесном кругу — Молотов, Ворошилов, Георгий Димитров, а опубликовано это недавно: «Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если бы руками Германии было бы расшатано положение богатейших капиталистических стран…»

Вот это — цинично. С точки зрения нынешней «либеральной» историографии войны…

Вик. К. А вы как оцениваете?

Вад. К. Да ведь в словах Сталина, если они действительно прозвучали, выражено типичнейшее отношение любого государственного деятеля любой страны к войне, которая разразилась между соперниками этой страны. Заурядная, сказал бы я, постановка вопроса! Ну, может быть, Сталин не стал бы повторять это публично… Так опять же — в политике далеко не все произносится публично, есть многое, так сказать, и для внутреннего потребления.

Но, коли уж речь о цинизме, я должен напомнить реакцию Черчилля на германское вторжение в нашу страну — по его собственному признанию, она была восторженной. Почему же Сталина проклинают за его «циничную» удовлетворенность началом войны между Германией и Англией, а об удовлетворенности, даже ликовании Черчилля в совершенно аналогичной ситуации молчат?

Или вот приведу заявление сенатора и будущего президента США Гарри Трумэна, сделанное 23 июня 1941 года, то есть на следующий день после нападения гитлеровской Германии на СССР: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом пусть они убивают как можно больше!»

Каково? Причем обратите внимание — сказано это не в узком кругу, а корреспонденту популярнейшей газеты «Нью-Йорк таймс».