Валерий Ярхо - Из варяг в Индию

«Зимний поход» здорово напугал хивинского правителя, и он, освободив пленных, 18 июля 1840 года выпустил фирман, в котором сообщал своим подданным: «…Мы вступили с великим российским Императором в дела миролюбия с твердым намерением искать его высокой дружбы и приязни. Отныне никто не должен делать набеги на русские владения и покупать русских пленных. Если же кто в противность сего высокого повеления нашего учинит на русскую землю нападение или купит русского пленного, тот не избегнет нашего гнева и должного наказания…» В Петербурге в этом жесте увидели стремление смягчить отношения с Россией. Было принято решение готовить к отправке русских агентов в Хиву, Бухару, Туран и Коканд. В ответ на фирман император распорядился освободить просидевших под арестом более двух лет хивинских купцов, возвратить им товары и отпустить их домой. Велено было принять привезшего фирман в Оренбург хивинского вельможу Атанияз-ходжу как официального посланника. Атаниязу было около сорока лет, он держался очень солидно. До того как попасть в Россию, Атанияз совершил несколько дипломатических вояжей, исполняя поручения хана Аллакули: трижды побывал в Бухаре и один раз в Герате. Он был прилично образован и, кроме родного языка, знал еще персидский и арабский. При нем была свита из двух человек, что по восточным меркам было очень скромно.

Русским послом в Бухару назначили горного инженер-майора Бутенева (видно, не давали покоя русскому правительству мысли о песочном золоте, и и к хану бухарскому решили заслать человека, сведущего в геологии). В Хиву, по предложению Перовского, отправили штабс-капитана Никифорова. Он должен был доставить личное письмо императора, адресованное хану Аллакули и его сановникам, в котором сообщалось, что посланник Хивы Атанияз-Ходжа-Реиз-Муфтий был принят и выслушан, а в подтверждение уверений в дружбе посылается с этим письмом штабс-капитан Никифоров, уполномоченный вести все переговоры. Сами же переговоры должны были касаться, во-первых, уничтожения рабства и пленения русских; во-вторых, ограничения влияния Хивы на кочевые племена, издревле состоящие в подданстве России; в-третьих, обеспечения русской торговли как с Хивой, так и соседними странами.

Кроме первого пункта, опиравшегося на ханский фирман, два других выглядели довольно спорными, в особенности второй. Он предлагался в надежде, что хоть как-то удастся разграничить с Хивой влияние на кочевников, которые подчинялись только силе и выгоде. По третьему пункту русский посол получил подробные инструкции. В его задачи входило добиться:

а) разрешения русским купцам свободно приезжать в Хиву и торговать во всех селениях ханства, имея личную ответственность хана за их неприкосновенность, сохранность товаров и имущества;

б) установления разумных пошлин на товары, ввозимые из России русскими купцами и их приказчиками;

в) присутствия при оценке товаров русского чиновника;

г) прекращения незаконных остановок караванов в степи;

д) прекращения препятствий, чинимых хивинцами всем караванам, идущим в Россию или возвращающимся из оной.

Также следовало добиваться постоянного присутствия в Хиве русского агента, через которого должны были бы решаться все спорные вопросы.

При благоприятном ходе переговоров надлежало попытаться склонить хана к подписанию трактата; если же переговоры пойдут неудачно, все равно следовало всячески склонять хивинцев к «благоприятной перемене в отношениях» и, лишь убедившись в окончательной невозможности таковой, разрешалось отбыть в Россию. В заключительно части инструкции для Никифорова говорилось: «Главная цель посылки вашей есть не столько приобретение вещественных выгод для России, как упрочение доверия к ней Хивы, и этой целью вы должны руководствоваться во всех поступках ваших, как важнейшим условием для будущего политического влияния России на соседние с нею ханства Средней Азии».

Кроме того, Никифоров получил от своего непосредственного военного командования в лице генерала Перовского чисто разведывательное задание, заключавшееся в сборе сведений топографического и стратегического характера, которые можно было бы использовать впредь. Подобные задания ему было выполнять не впервой. Уже вернувшись из «зимнего похода», в 1840 году штабс-капитан успел сходить с разведывательной группой в степь, исследуя пути, ведущие к Аральскому морю. Для тайной съемки местности в состав миссии Никифорова вошли два топографа, унтер-офицеры Петров и Чинеганов.

Вместе с ними ехал поручик Мухамед-Шариф Аитов, назначенный постоянным русским агентом в Хиве; впрочем, еще надо было получить у хивинцев разрешение на существование такой должности. Этот офицер начал карьеру в 1817 году, поступив в бугульминский земский суд сверхштатным писцом. Оттуда он был переведен в 1820 году на должность толмача в Оренбургскую пограничную комиссию. Служа в этой должности, Аитов несколько раз командировался в степь, где очень хорошо изучил быт и нравы кочевых племен, а живя в Оренбурге, познакомился, по делам службы и частным образом, со многими хивинскими купцами и посланниками, прибывавшими в город. Именно Антову было поручено закупать и нанимать верблюдов при подготовке похода Перовского — он должен был привести их в укрепление на Эмбе. Но 12 января 1840 года его захватила в плен шайка разбойничавших киргизов, и в феврале он уже оказался в Хиве. Здесь на допросах он держался твердо и отвечал бойко, чем сумел расположить к себе самого хана Аллакули и некоторых хивинских чиновников. Пленный поручик был помещен в комнатах ханского дворца, его хорошо кормили. Хан нередко призывал его к себе и во время бесед задавал почти детские вопросы, например, интересовался: «Правда ли, что меня в России считают разбойником?» Летом, отпуская пленных и рабов, с ними в Оренбург отправили и Аитова.

При выборе его кандидатуры на роль агента при ханском дворе исходили из того, что в Хиве Аитов имел многочисленные знакомства и был мусульманином — хивинцы видели в нем прежде всего единоверца. Совсем не лишним было иметь в составе миссии человека, умеющего передать слова европейца в привычной для азиатов интонации и сгладить острые углы, никак не изменив при этом сути сказанного.

Кроме Никифорова, Аитова и унтеров-топографов, с миссией шли двенадцать уральских казаков и десять киргизов, а также оренбургский купец Деев (кстати, над ним тоже висело подозрение в причастности к работорговле). Миссия везла подарки хану и его первому министру; они состояли, как почти всегда в таких случаях, из отрезов сукна, шелка, бархата, расписной посуды и прочего в таком роде. Одновременно с Никифоровым в путь отправился и посланный в Бухару Бутенев; до реки Сыр два каравана шли вместе, а далее разделились. Кроме того, к каравану присоединилось посольство Атанияз-ходжи, который возвращался в Хиву. Дорогой с ним у Никифорова вышла ссора, причиной которой стало нежелание штабс-капитана спешить: топографическая съемка местности требовала много времени, а посол, соскучившись по дому, очень торопился. В конце концов Атанияз решил отделиться от отряда и следовать в Хиву самостоятельно, но Никифоров, всю дорогу общавшийся с ним как с подчиненным, дабы «внушить азиатам, что он есть лицо высшее», пригрозил, что прикажет связать его, если он попробует уйти вперед. Никифоров разрешил Атаниязу следовать отдельно лишь перед самым прибытием в Хиву.