Сергей Сартаков - Философский камень (Книга - 1)

3

Дрова в печи разгорелись быстро. От сильной тяги постукивала дырявая железная дверца. Словно красные птицы, заметались по избе огненные отблески. Жгучий жар был приятен.

Снова тонко, пронзительно закричала жена капитана Рещикова:

- Боже мой. Андрюша, помо-ги-и!.. Помо-ги-и-и!..

Угловато взмахивая руками, она пыталась встать. Приподнималась на колени и падала.

Проснулись Виктор и Людмила. Девочка потянулась к матери, заплакала:

- Мамочка моя! Мама!

Цепляясь за дочь, женщина поднялась на ноги. Теперь мать и дочь стояли рядом, озаренные беспокойными сполохами пламени, бьющегося в печи. Зашевелились разбуженные криками солдаты.

Встал Виктор. Пошатываясь от слабости, он все-таки поддерживал мать. Его темные узко посаженные глаза на иссиня-бледном лице вдруг налились страхом. Тонкие губы искривились в беззвучном крике. Тимофей повернул голову и увидел капитана Рещикова. Хватаясь одной рукой за стол, другой он наводил револьвер на свою жену. Прогремел выстрел, багровый клин слепящего огня прорезал полутьму.

- Конец!.. Всему конец...

Будто раскалывая стены зимовья, раз за разом грянули еще два выстрела.

Женщина, подломившись в коленях, оседала, заваливаясь на бок. А вслед за ней, развернувшись вполоборота, упала Людмила. Блики пламени промелькнули у нее на зубах, но выступившая кровавая пена тут же их погасила.

Виктор отпрянул от стены, в страхе прижался к Тимофею. Выстрел, просверливший пулей печную трубу, заставил упасть и его.

- Папа... Не убивай!

Капитан Рещиков выстрелил опять. Теперь в Тимофея. И снова промахнулся. Пуля тупо ударилась в камни, на которых стояла железная печь.

- Прости меня, Верочка! - исступленно выкрикивал Рещиков, стреляя снова и снова. - Прости меня...

Поднялась суматоха. Вскочили солдаты, испуганно хватая лежавшие рядом с ними винтовки. У стола завязалась борьба.

Тимофей с трудом протиснулся между солдатами, выбежал из зимовья. Привязанный к головкам саней, Буланка встретил его прерывистым жалобным ржаньем. Он весь, словно толстой попоной, покрылся залубеневшим белым инеем. Кони выгрызли в санях все до последней соломинки, и теперь чемоданы, узлы лежали только припорошенные снегом.

Со стороны Московского тракта по-прежнему доносился непрерывный гул: двигалась большая, отступающая армия.

В зимовье сухо щелкнул револьверный выстрел. Видимо, капитан Рещиков продолжал борьбу, не давая себя осилить солдатам.

Тимофей торопливо завел Буланку в оглобли. Успеть бы отъехать, пока не хватились. Пешим солдатам его не догнать. А если начнут запрягать своих лошадей...

Он повалился в сани, хлестнул Буланку вожжами. Конь медленно побрел по рыхлому, глубокому снегу.

"Не ускачешь на нем, ежели что, - в тревоге подумал Тимофей. Надсадился. Ноги совсем не поднимает, еле волочит. А тут еще поклажа..."

Тимофей остановил Буланку, натужась наклонил сани - вывалил прямо на снег весь скарб капитана Рещикова.

Косая полоса красноватого света позади него вдруг озарила тайгу. Словно шагнули вперед кряжистые, черные сосны. Распахнулась дверь зимовья, выбежал Виктор, как был в избе - без шапки, в пальто, надетом на одну руку. В другой руке моталась у него отцовская кожаная сумка.

- Эй! Иди сюда! - негромко окликнул Тимофей.

Разве он мог бросить Виктора одного здесь, среди этих разъяренных солдат, среди врагов?

- Садись. Скорей. Пока не заметили...

- Ты куда? - Виктор, задыхаясь, подбежал к Тимофею. Не решаясь сесть в сани, он шагал рядом, держась за отводину. - Почему уехал? Остановись.

Виктор схватил вожжи, потянул их на себя, пытаясь остановить лошадь. Он спотыкался в глубоком, сыпучем снегу, прерывисто всхлипывал от отчаяния.

- Поедем к нам. - Тимофей рванул Виктора за руку, втащил в сани. Молчи...

- Нет! - испуганно вскрикнул Виктор. - Там же папа! Они его убьют...

- А он тебя убьет. Он же и в тебя стрелял!

- Папа больной... Он не помнил, что делал. - Виктор захлебывался слезами. - Там Люда... мама. Может, они еще живы. Остановись... Ты должен! Там кровь. Я боюсь... Они убьют папу. Куда я тогда?

На сдавленные вскрики Виктора тайга отзывалась глухим, осторожным эхом.

- Слушай! - зло сказал Тимофей. Он навалился всем телом на Виктора, заломил ему руки. - Молчи! Не то придушу. Едем к нам. Больше некуда. И молчи. Молчи!

Он на разные лады вбивал в уши Виктору эти слова, томясь жалостью к нему. Убеждал, что иного пути нет, что они оба погибнут, если вернутся сейчас в зимовье. А Виктор не слушал Тимофея и все пытался выскользнуть из-под него.

В борьбе Тимофей не заметил сразу, что сани стоят на месте. А когда это понял - увидел, как Буланка, будто кланяясь, повалился на передние ноги, судорожно ткнулся мордой в снег.

- Буланка! - Тимофей, оставив Виктора, выскочил из саней, кинулся распускать супонь на хомуте. - Буланка, я сейчас...

И с ужасом сообразил, что все напрасно. Ломаясь, затрещала оглобля. Дуга задралась концами вверх...

Тимофей стоял потупясь. Ему тяжело было глядеть, как мучается Буланка.

Но ждать нечего. Идти пешком? В ночь, в таежную глушь, в палящий мороз? А что делать? Надо уходить скорее, скорее...

- Идем, - сказал Тимофей, наклонясь к Виктору. - Мы же пообещали быть как братья. Ну?

- Нет, вернемся. - От холода у Виктора постукивали зубы. - Я не могу...

- Тогда уйду один, - с угрозой сказал Тимофей. - Нельзя нам здесь оставаться. Возьми мою шапку.

- Нет...

- Ну, как знаешь, я пошел, - сказал Тимофей.

Потянул еще раз Виктора за руку. Отпустил. И больше не оглядывался, хотя долго еще слышал голос Виктора:

- Тимка-а-а!.. Вернись!

Промятая в целинном снегу двумя десятками проехавших подвод дорога за ночь смерзлась, окоченела неровно. По узким, глубоко прорезанным полозницам идти было тяжело. Тимофей оступался, падал. Часто прислушивался: нет ли погони?

В лесу стояла сторожкая, ночная тишина.

Тимофей сбавил шаг. Но спокойнее на душе у него не стало. Одна тревога сменилась другой.

Он думал, что очень нехорошо поступил, бросив Виктора. Пропадет парень. Кому он нужен? "Будем дружить... Будем как братья..." А братья или друзья разве так поступают в беде? Быстро он свою дружбу пообещал и быстро от своего обещания отказался.

И с еще большей тревогой в сердце он подумал, что неизвестно: может быть, маленькая Людмила осталась жива? А кто ее перевяжет? Почему он, Тимофей, не подполз к ней, не заглянул в глаза? Он же сильный, он сумел бы помочь ей.

И почему он кинул, оставил подыхать Буланку одного? Почему не снял с него всей упряжи и не попробовал поднять, поставить на ноги? Как он придет домой без коня? Что скажет матери? Парень, а получилось у него все по-бабьи!

Вернуться?..

Тимофей остановился. Позади глухой стеной темнела тайга. Нет, далеко отошел от зимовья. Виктора, конечно, в санях уже нет. Буланке теперь ничем не поможешь. Людмила, если жива, перевязана. Зато его, Тимофея, если он войдет в зимовье, солдаты не выпустят. А могут со зла и убить. Теперь ему дорога только вперед. И он снова зашагал по темной тайге. А радости, что вырвался из большой беды, не было. Будто все, что он делал, делал не так, как следовало бы.