Сергей Сартаков - Ледяной клад

- Нет ничего хуже, - сказал Цагеридзе, усаживаясь, - нет ничего хуже начальника, который не решается сразу отдавать категорические приказы, а ходит, как кот вокруг горячего мяса. Сегодня я хочу снова послушать ваши советы.

- Это неплохо! - выкрикнул кто-то от двери.

- Допустим, неплохо. Но и не очень хорошо. Прошел почти целый месяц, я все советуюсь, все пробую, а твердо решить ничего не могу. Что тут хорошего?

- Ежели общим умом еще не достигли, с тебя одного не спросится! выкрикнул тот же голос.

- Почему не спросится? - возразил Цагеридзе. - На мое образование государство истратило большие деньги. Чему я тогда научился, если сверх народного опыта ничего не могу прибавить от своих инженерных знаний? За что Николай Цагеридзе получает зарплату выше, чем голос, с которым он сейчас разговаривает?

Все засмеялись, а "голос" выкрикнул снова:

- Да летом-то я не менее твово зарабатываю!

Цагеридзе пощипал свои коротенькие, подстриженные усы.

- Где можно не спорить, я рад не спорить. И еще я рад, что "голос" пока поддерживает начальника. Поддержит ли он его и тогда, когда начальник решительно объявит: спасаем замороженный лес, вступаем в борьбу с ледоходом!

- Так это смотря как, - с сомнением выговорила одна из женщин, сидевших поодаль, у окна. - Ледоход - его и в сторону не отвернешь и не остановишь. Это все одно, как наше женское дело, когда родить срок придет...

Соседки, пересмеиваясь, зашикали на нее.

- Ну, вот, - протянул Цагеридзе, - все благополучие мое и кончилось... Начинается борьба не с ледоходом, а с начальником. Товарища Булатову я запомнил. Вместо женского мастерства пришивать пуговицы она показала другое мастерство - как их отрывать на мужских костюмах. Мне тогда дорого стоило сохранить пуговицы: пришлось уступить "котеж". Не знаю, чем теперь с Булатовой сумею я рассчитаться?

- Миллионом, который во льду, - торопливо подсказал Максим. И довольный огляделся: здорово ли это у него получилось?

- Правильно, Петухов! Это единственное, чем я могу свободно распоряжаться. Если товарища Булатову устраивает один миллион, я ей этот миллион предлагаю.

Все одобрительно засмеялись. Цагеридзе почувствовал: ему сейчас доверяют, ждут от него, коли пригласил на совет, главного разговора. Он начал его.

- Прошу послушать. Идея такова. Не считаясь с тем, что ледоход, как сказала товарищ Булатова, наступит в свой обязательный срок, - я надеюсь, я хочу отодвинуть его, этот срок! - Цагеридзе помолчал, чтобы придать большее значение своим словам. - Отодвинуть срок. Но только в протоке, в запани. А главным руслом тем временем пусть себе идет ледоход. Вы скажете: Цагеридзе хитрый. А вот как это сделать? Мне очень хочется быть хитрым! Прошлый раз некоторые товарищи уже советовали построить ледяную дамбу. Но другие резонно сказали: "Нужно делать очень широкую, прочную и, следовательно, очень дорогую дамбу. А воду на дамбу качать насосами. Во что обойдется?" Правильные были слова! Теперь прошу послушать меня. Какой лед взламывается легче всего и раньше всего? Тонкий лед, дряблый, подтаявший. Правильно? Но если в запани, в протоке весь лед будет, скажем, вдвое толще, чем вообще в реке, он от весеннего тепла раздрябнет позже. Во всяком случае, позже, чем лед в главном русле, и ледоход начнется там, пойдет туда, где сопротивление слабее. Вот в чем идея.

- Оно так, - сейчас же отозвался лоцман Герасимов. - Это знакомо. Первое дело при отстое твердый лед сохранить. Да только, кроме дамбы, ничего не выдумаешь.

- Дамба дамбой, - сказал Цагеридзе. - А речь, я повторяю, о том, чтобы лед во всей запани сделать толще.

- Ого! Как сделать? Как? - закричали сразу несколько человек. - Это как же ты нарастишь его?

- Просто, - сказал Цагеридзе. И глаза у него загорелись, как у фокусника, который решается открыть секрет, хотя и не очень сложный, но в то же время почему-то никем из зрителей еще не разгаданный. - Все очень просто. Соорудить сперва - не ледяную! - плотную снежную дамбу. Вал! От устья речки Громотухи и наискось через протоку к изголовью острова. Потом построить невысокую запруду, может быть три-четыре метра всего, на Громотухе. Потом по деревянному желобу из этой запруды пустить воду в запань поверх льда. Ручаюсь, за двадцать дней в протоке лед нарастет на полтора метра. А этого при любых обстоятельствах хватит. Мало? Для большей прочности, поближе к снежному валу, заплавить, вморозить еще суковатый кустарник. Что? Все не годится?

Кто-то от неожиданности охнул, кто-то сказал: "Н-да!", "Ого!", и потом наступила продолжительная тишина - тишина, как показалось Цагеридзе, полного признания правильности его замысла.

- Это что же, совершенно без всякого риска? - первым, наконец, спросил Михаил. Его поразила простота замысла. И в то же время как-то разочаровывало, что, по существу, никакой борьбы со стихией и не получится. Он все еще не знал твердо: останется здесь или не останется. Он мог бы остаться, если бы...

Феня сказала:

- Красиво!

- А вдруг морозов больше не будет? Воду в протоку напустим, а она не замерзнет! - выкрикнул Павел Болотников.

- Вот и риск, - засмеялся Цагеридзе. - Но мы тут с Павлом Мефодьевичем разбирались в погоде. Такая беда, кажется нам не грозит. Не знаю, что другое, а уж вода-то в Сибири зимой замерзнет обязательно. Словом, я верю, будет "красиво", как говорит девушка Феня.

- А нет, ты не шути, - вдруг поднялся Герасимов и пошел к столу, замерзнуть-то вода замерзнет, но - как? Это не кадушку тебе налить, а затопить всю протоку. Сам говоришь, вычислял - на двадцать ден расчет. Чистое зеркало не получится. Лед нарастать будет пластиками, где бугорок всхолмится, где ямка, озерцо с тонкой пленочкой образуется. В оттепельную пору вода из одной ямки в другую понизу прососется: пустой пузырь готов. Какая в нем крепость? Зазря только нагрузишь коренной лед этой новой тяжестью. Я не против. Такого наплаву делывать мне не приходилось, и не слыхивал я. А нравится. Но подумать тоже надо, что и как, чего желать, а чего опасаться.

- Вот и советуемся, - сказал Цагеридзе, слегка ошеломленный словами Герасимова. Ему и в голову не приходила мысль, что слой наплавленного льда может оказаться бесполезным, более того - способным даже ослабить коренной лед.

С места, не вставая, заговорил другой лоцман, Иван Романович Доровских. Крупнолицый, с бугроватыми надбровьями, он говорил между тем тоненьким, вовсе не подходящим для него, женским голосом.

- Это ничего. Это во все я верю, получится. Потому - воды в Громотухе достаточно, без спеху, по нужной погоде нам запань залить, заплавить. Я же Кузьме Петровичу Герасимову обратное скажу. А ну-ка, вспомни, Кузьма, как от ключей малых по берегам в злые зимы лед накипает? Перехватит морозом ключишко до дна, вот он и сочит и сочит поверх. Он сочит, а рубчиками, горкой лед настывает и настывает. Вот ты и ответь мне: бывает еще другой лед такой крепости, как этот? Никакой силы ледоход эти накипи от берега никогда не отколупнет. Не только сама река очистится, а и вся природа расцветет, лето полное водворится - и то по распадкам, у ключей этих, на берегах Читаута ледовые глыбы лежат. Заметь еще: иголочками этот лед вовсе, почитай, не точится, не рассыпается, а просто потихоньку истаивает. Тоже свойство. Но опасности во всем этом деле есть. Ей-богу, есть. А вот какие, верно, надо подумать, с бухты-барахты сразу не скажешь.