Вениамин Гражуль - Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века

Кандидатура оказалась более чем удачной. П. А. Толстой немедленно после прибытия в Турцию приступил к работе, связался с патриархом и привлек к агентурной работе его племянника.

Патриарх Иерусалимский Досифей был активным политическим деятелем. Он опирался в своей работе на значительное православное население Оттоманской империи и, будучи связан с московским царем, являлся, по существу, нелегальным резидентом его в Турции. Агентура Досифея состояла из православных, занимавших разные должности в турецких канцеляриях, главным образом в должности драгоманов; православных господарей — правителей славянских государств — вассалов Турции; турецких чиновников, которых легко могли завербовать проживавшие здесь славяне — вербовщики патриарха.

Вся русская дипломатическая деятельность в Турции сопровождалась агентурно-разведывательными комбинациями, которые проводил в Турции Досифей. Связь с Москвой патриарх поддерживал через специально подобранных курьеров-монахов, отправлявшихся из Константинополя в Москву. Так, мы находим в грамоте Петра к Досифею от 3 сентября 1701 года {7} 7 См. Приложения. , что письма из Константинополя доставлены архимандритом Хрисанфом.

Помимо этого, он пользовался также и посыльными, которые ездили в Москву из Валахии, Силистрии и других княжеств. Но основные материалы передавались Досифеем русским послам (Украинцев, Голицын, Толстой), которым поручались самые важные разведывательные задания. Петр высоко ценил сотрудничество патриарха и просил его помогать русским послам советом и информацией.

Когда Петр Андреевич Толстой уехал в Константинополь, вслед ему была послана грамота для Досифея {8} 8 Там же. , в которой сообщалось о посылке «ближнего нашего стольника и наместника алаторского Петра Андреевича Толстого, которому указали, чтоб, будучи там, советы свои приобщил с блаженством вашим. А от блаженства вашего желаем, дабы к тому послу нашему был во всяких делах способником словом и делом» {9} 9 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. И. С. 54 — 56. .

По-видимому, отношения между ними наладились, и сотрудничество Досифея с Толстым оказалось весьма плодотворным. Так, например, мы находим в переписке Толстого с Головиным сообщение, что патриарху удалось получить весьма ценные контрразведывательные материалы. По приказанию Петра на Украине было начато строительство крепости Каменный Затон. Крепость эта привлекала к себе внимание турок, и они направили туда свою агентуру. Видимо, турецкой разведке удалось завербовать кого-то из строителей, ибо силистрийский Юсуп-паша прислал в Диван чертеж крепости. Патриарху удалось получить копию этого чертежа, каковой он передал П.А. Толстому. Он выполнял поручения, невзирая на смертельную опасность, и Толстой ходатайствовал перед царем о выражении Досифею благодарности {10} 10 См. Приложения. .

В августе 1703 года патриарх в письме к Петру сообщает, что ему удалось добыть агентурным путем копию султанской грамоты, посылаемой турками в Москву. Грамота содержала инструкцию турецкому послу. Досифей, понимая большую важность документа, решил, что медлить нельзя с доставкой важной информации, ибо необходимо, чтобы он стал известен царю до приезда посла Турции в Москву. И патриарх снаряжает специального курьера, посылает с ним шифрованный перевод грамоты, чтобы «прежде святое твое величество изволил увидать, чего ищут и какое намерение их есть» {11} 11 Там же. .

С такой агентурой работал в Турции Толстой. Турки сразу раскусили в нем недюжинного разведчика. Это был первый постоянный русский посланник. Они окружили резиденцию русского посла кордоном, пытаясь изолировать Толстого: христианам запретили подходить близко к дому посла; чтобы установить связи Толстого с греками, турецкая администрация обязала греков носить особое платье, не похожее на платье мусульман.

Этот страх перед русскими ловко использовали противники России. Особенно отличались крымские татары. Они склоняли султана к превентивной войне. Положение было достаточно напряженным. Война могла вспыхнуть вновь, на сей раз по инициативе турок. И тут Толстой впервые в полной мере выказал все способности разведчика.

Основная опасность заключалась в том, что великий визирь Далтабан проводил протатарскую политику и, когда султан отказал татарам в выступлении против России, визирь пошел на соглашение с ними и предложил им инсценировать бунт против султана, который великий визирь и будет усмирять сам. Он (визирь) поедет-де в Крым с войском и, обманув султана, соединится с татарами. А потом пойдет с ними на Киев или Азов.

Татары начали выполнять план. Толстой, узнав об этом через агентуру, нашел подход к матери султана и рассказал ей обо всем. О том же он сообщил и муфтию. Султан возмутился. Немедленно было отдано распоряжение об аресте визиря. Его поймали и тут же задушили. На его место был назначен новый визирь. Опасность войны пока миновала. Признаем, что Толстой провел это дело как нельзя лучше. Он показал себя зрелым разведчиком, не останавливающимся ни перед чем, чтобы выполнить задания Петра во имя высших интересов Отчизны.

В 1704 году Головин, руководивший Посольским приказом, дает задание Толстому попытаться втянуть Турцию в вооруженный конфликт с Австрией (цесарем), чтобы отвлечь их от русского вопроса. Толстой немедленно приступил к выполнению этого поручения, используя разведывательные средства, и доносит Головину:

«Начинаю к тому приступать самым секретным образом через приближенных к султану людей, но еще пользы не вижу никакой; главное препятствие в том, что нечего давать и хотя бы было что дать, боюсь потерять… Сыскал я одного человека, самого близкого султану; человек очень проворен… однако не уверяет, что приведет его к концу…»

Пессимизм Толстого был оправдан: из этого ничего не вышло, как не удалось этого сделать и Возницыну. Турки хорошо понимали, где и кто их основной враг.

В 1705 году, после года передышки, на Толстого опять свалились неприятности. Вновь турки окружили его кордоном, заперли в посольском дворе и никого к нему не допускали. Опять нависла угроза политического разрыва. Толстой, донося об этом канцлеру, выражает опасение за русскую колонию, боится, не найдутся ли ренегаты среди его служащих:

«Нахожусь в большом страхе от своих дворовых людей: живу здесь три года, они познакомились с турками, выучились и языку турецкому, и так как теперь находимся в большом утеснении, то боюсь, что, не терпя заключения, поколеблются в вере, если явится какой-нибудь Иуда — великие наделает пакости, потому что люди моя присмотрелись, с кем я из христиан близок и кто великому государю служит… и есть хотя один сделается ренегатом и скажет туркам, кто великому государю работает, то не только наши приятели пострадают, но и всем христианам будет беда…»