Аполлон Кузьмин - Древнерусская цивилизация

Приверженность «марксизму» автор подтверждает традиционной ссылкой на высказывание Энгельса: «Государство никоим образом не представляет собой силы, извне навязанной обществу». И, как и большинство подобных «марксистов», он не замечает, что Энгельс спорил с идеалистами, переносившими причины возникновения государств на небо. «Извне» же (т. е. в результате внешних завоеваний) возникло множество государств Европы. А переход Шаскольского на позиции норманизма фиксируется заключением: «Марксистские ученые (в этом тоже их принципиальное отличие от антинорманистов) не отрицают скандинавского происхождения варягов и самого факта пребывания скандинавов на Руси в IX – XI вв. и их участия в событиях, приведших к формированию и дальнейшему развитию Древнерусского государства» [121]. Как вспоминал недавно один из убежденных норманистов Л.С. Клейн, И.П. Шаскольский лишь маскировал свои норманистские взгляды ссылкой на «марксизм». При обсуждении его книги в «норманнском семинаре» ЛГУ в 1965 г. автор заранее согласовал свое выступление с руководителем семинара [122]. Вспомнил автор и о том, что бывший в то время зам. редактора журнала «Вопросы истории» Кузьмин выразил свое несогласие с обвинением соавторов «в немарксизме». Могу сказать больше. Мне всегда представлялось, что истинным норманистом и немарксистом являлся именно И.П. Шаскольский. В концепции трех авторов и в ряде других публикаций археологов культуры Северо-Запада Руси IX – X вв. представлялись неким синтезом или смешением скандинавских и угро-финских древностей. А проявился в этой смеси почему-то славянский язык. Этот факт, собственно, и являлся главным, вытекающим из материалов названных археологов [123]. И.П. Шаскольский это хорошо понимал и потому настаивал: не завышать процент «норманнских» древностей (конечно, ради спасения самой норманнской концепции).

Своеобразное восстание против концепций 40 – 50-х гг. нельзя объяснить только издержками натурфилософского подхода, хотя и таковой имеет немаловажное значение. Играет роль и то обстоятельство, что многочисленный новый археологический материал не укладывался в жесткую схему автохтонности и этнической однородности. Но вместо поисков новых решений некоторые авторы излишне доверчиво хватались за готовые старые. Снова встает альтернатива: славяне или германцы-норманны, как будто никаких иных групп в Европе и не было. При этом нередко ход рассуждений практически совпадает с крайними норманистскими представлениями: славянское должно выглядеть как нечто совершенно идентичное в пространстве и времени, а германское – это все, что оказывается за пределами такой идентичности.

В споре норманистов и антинорманистов за два с лишним столетия было немало разнообразных подмен, затемняющих суть дела. Одна из таких подмен произошла при зарождении норманизма в археологии. Ко второй половине XIX в. норманизм в целом потерпел поражение в толковании письменных источников. Но норманисты-археологи игнорировали это обстоятельство и за основу брали именно сомнительное или вообще несостоятельное норманистское толкование источников и отправлялись от него. Позднее, однако, складывалось впечатление, будто в основу извне привнесенного вывода лег археологический материал, а этот вывод, в свою очередь, возвращался в историю и филологию в качестве внешних достоверных данных. Происходит то, что антинорманисты неоднократно и не без оснований именовали «софистикой».

Следует, однако, оговорить, что часто исследователь невольно оказывается жертвой «софистики», поскольку ему приходится выбирать между норманизмом и славянством. Археолог и филолог, занимаясь частным вопросом, естественно, не может мимоходом решать глобальные проблемы: он вынужден ориентироваться на одно из двух предложенных решений. Некоторое время назад и автору настоящей книги казалось, например, что варяжская легенда недостоверна, поскольку она поздно вошла в состав летописи и поскольку, как будто вопреки логике, германоязычные пришельцы воздвигают славянские города [124]. Но отмеченное противоречие может иметь и иное решение: оно просто перестает быть противоречием, если окажется, что варяги вовсе и не были германоязычными. Этот подход проявился в публикациях 70 – 90-х гг., которые в целом ставили задачу разобраться в этнических процессах в Европе начиная с эпохи бронзы. Принципиальное значение имели публикации 70-х гг., обозначивших новое направление поисков [125], а принципиальный подход к данной теме в целом намечен в публикации «Славяне и Русь: проблемы и идеи. Концепции, рожденные трехвековой полемикой, в хрестоматийном изложении» [126].

В цитированной выше статье-мемуарах Л.С. Клейн выстроил семь ступеней «Лестницы в преисподнюю норманизма». Он прав в том, что выводы «а ля Майн кампф» из норманизма необязательны. Но, конечно, возможны. Поэтому внимательно следует отнестись и к тем ступеням, которые автор считает научно доказанными. Это именно первые ступени. Автор формулирует их так: «1. Упоминаемые летописью варяги – это скандинавские германцы, норманны. 2. Основателями княжеской династии Киевского государства явились варяжские вожди Рюрик и другие, призванные восточными славянами и их соседями, или, может быть, насильственно вторгшиеся. 3. Они привели с собой свое племя варягов, называемое Русь, и от них это название перешло на восточных славян». Это действительно основа и последующих (идеологических) ступенек. Но автору кажется, что норманизм на этих ступенях уже безраздельно торжествует: «Кто сейчас отрицает, что варяги – норманны? Странно и смешно подумать, но факт: с точки зрения антинорманистов прошлых двух веков, … все советские историки – норманисты (за исключением разве что В.Б. Вилинбахова)». Конечно, в местах не столь отдаленных за литературой следить было трудно, а в наши дни, когда тиражи упали в сотни раз, многих публикаций не найдешь и в библиотеках. Но, скажем, книги и статьи упомянутого зам. ред. журнала общим тиражом в сотни тысяч экземпляров, написаны с последовательно антинорманистских позиций, а статья «Об этнической природе варягов» переведена и в Европе и за океаном, и возражений по существу пока встречать не приходилось. А возражения типа «не-филолог» (Е.А. Мельникова) или приписывание оппоненту чтения, противоположные написанному (А.В. Назаренко), показывают, что современные норманисты мимо «первых ступеней» перепрыгнули сразу в последнюю. В настоящей работе предпринимается попытка взглянуть на спорные вопросы начала Руси через призму всего этнополитического развития Восточной и Центральной Европы. С этой позиции (позиции исторического процесса) предполагается заново рассмотреть давно известные факты и, по возможности, привлечь новые, найти им место, при их кажущейся противоречивости, в определенной системе. Исторические судьбы славян, этническая природа варягов, соотношение славян, варягов, руси, конкретные условия появления в Восточной Европе государства Руси – традиционные вопросы, которые и в настоящей книге стоят на первом плане.