Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь

Потому как посольство шло в казахские степи, к хану Абулхаиру.

Тевкелев давно уже не был тем зеленым поручиком, каким мы увидели его в обреченном отряде Бековича. Воды с тех пор утекло немало, и в жизни Тевкелева много чего произошло. После того, как расторопный ангел-хранитель да царская воля спасли молодого татарина от страшной участи отряда Бековича, он беспрепятственно добрался до Астрахани и благополучно снарядился ехать послом в Индию.

Увы, но злой рок, которым Бекович, казалось, заражал всех, кто с ним соприкасался, не дал осечки и на сей раз. До Индии посольство не добралось — когда до места назначения оставалось уже меньше половины пути, на Каспии разыгрался шторм, и судно, на котором плыл Тевкелев, выбросило на берег неподалеку от персидского города Астрабада. Товары и подарки индийскому падишаху бодро разграбили вороватые персы, а сам Тевкелев со своими людьми столь же оперативно оказался в астрабадском зиндане. Там, в земляном мешке, он просидел ни дни, ни недели и даже ни месяцы, а два нескончаемо долгих года, пока в 1718-м ценой неимоверных усилий его не вытащил оттуда посланник при сефевидском дворе Волынский А. П.

Да, да, тот самый Артемий Петрович Волынский, который уже третий раз появляется на страницах нашего романа: сначала послом в Персии, давшим нелестные аттестации «бешеному поручику» Кожину, а потом астраханским губернатором, покровителем «переводчика» Бакунина. Я не буду подробно рассказывать о князе Волынском, как не рассказал в деталях о князе Гагарине — исключительно потому, что, начиная книгу, дал себе зарок.

Я прекрасно понимаю, что нельзя объять необъятное, нельзя рассказать про все — и без того задача, которую я себе поставил, практически неподъемна для одного человека. Поэтому я постоянно выбираю, постоянно бью себя по рукам, и одергиваю себя криками «Заткни фонтан!».

Так вот, про зарок. Я сразу решил, что основное внимание в книге буду уделять «рядовым» Большой игры; людям, работавшим «в поле», тем, кто практически забыт благодарными потомками. И почти не буду трогать политиков высшего эшелона, которые и без меня на невнимание историков не жалуются. Сдержусь и сейчас, хотя очень хочется растечься по листу болтовней — больно уж интересным человеком был князь Волынский, успевший пообщаться практически со всеми героями моей книги. Умолчу, но в компенсацию попрошу вас — почитайте про Волынского, биографии Артемия Петровича хватит на десяток блокбастеров. В этой жизни было все — головокружительные взлеты и военные походы; статус негласного правителя России и ходившая по голове и спине знаменитая дубинка царя Петра; наборный паркет высоких петербуржских кабинетов и степные рейды, где только горячий конь под тобой, да одуряющий запах ковыля вокруг; несусветное казнокрадство и истовое служение России; долгий чужеземный плен в Константинополе; разработанный лично им и осуществившийся несмотря ни на что план разгрома одной из древнейших империй планеты и — финалом — вырезанный в Тайной канцелярии язык, отрубленная на площади Сытного рынка рука и голова, покатившаяся следом с эшафота.

Почитайте, о нем писали многие, начиная с декабриста Кондратия Рылеева. Не монографию историка Дмитрия Корсакова, так хотя бы «Слово и дело» Пикуля почитайте. Несмотря на вольное отношение Валентина Саввича к исторической фактологии, дух того времени он передал здорово.

Но вернемся к Тевкелеву. Освободившись из плена и узнав о гибели экспедиции Бековича, он возвращается в Петербург и переходит на службу в Коллегию иностранных дел. Судьба его здесь была в общем-то предрешена. Как вы уже наверняка поняли, одна из главных забот двинувшейся в начале XVIII века не только к западу, но и к югу России — это выстраивание отношений со своим «кочевым подбрюшьем». И миновать работы «на кочевниках» татарину, прекрасно владевшему всеми тюркскими языками, было никак «не можно».

Но — то ли вследствие усмешки судьбы, то ли из-за всегдашней нашей бюрократии и неразберихи — поехал Тевкелев вовсе не к тюркам, а к единственным нашим кочевникам, у которых все его лингвистические возможности были абсолютно бесполезны. Да, вы правильно догадались — в 1719 г. переводчик Тевкелев решением Коллегии был отправлен в астраханские степи к волжским калмыкам, по документам — для «обучения калмыцкому языку». А, может, и не было никакой ошибки, и все было несколько сложнее.

Помните эпизод, когда Бекович, выйдя с трехтысячным отрядом драгун в поле, отказался, несмотря на все мольбы Аюки, расстрелять возвращающихся с добычей ногайцев? Тот самый, после которого Аюка и воспылал ненавистью к Бековичу? Тогда я еще упомянул, что после этого в личной охране калмыцкого хана появился отряд драгун под началом стольника Дмитрия Бахметева. Так вот, Бахметев был, конечно, не просто охранником, фактически он исполнял должность русского резидента в центре калмыцкого ханства. Вот туда, на самый важный тогда для России калмыцкий «фронт», и перебросили нашего «переводчика». На усиление, как говорили при советской власти.

Что и подтверждает донесение «турского и татарского языка переводчика Мамбет Тевкелева», отправленное в 1719 г. в Коллегию. Там он, помимо прочего, докладывает: «по приказу его Царского Величества отправлен из Санкт Петербурха, ис Колегии иностранных дел на Саратов к стольнику Дмитрею Бахметеву для обучения в калмыцких улусах, в Астрахани калмыцкого языка [93] Цит. по: Кундакбаева Ж.Б. А. Тевкелев «знаковая фигура» региональной администрации на Востоке // Государственная служба. 2005. № 1(33). С. 70–75. ». Три года спустя он все еще в улусах, про это русским по белому пишет астраханский губернатор Волынский (да-да), который в инструкции от 20 сентября 1722 г. сменщику Бахметева подполковнику Львову наказывает, чтоб «быть при нем для переводу писем и для толмачества Мамет Тефкелеву, который здесь ныне для науки калмыцкого языка обретается». [94] Там же.

Думаю, не надо объяснять, почему бестолковый российский переводчик столько лет все учил да учил калмыцкий язык и чем реально занимался наш герой в ойратских улусах. Да, «переводчик» Тевкелев стал Тенью [95] Напомню, что российский министр иностранных дел Карл Васильевич Нессельроде назвал Большую Игру «пляской Теней», и это словосочетание долгие годы было русским названием этого эпизода мировой истории. намного раньше переводчика Бакунина. Ремесло разведчика он, судя по всему, знал неплохо и хлеб свой ел недаром. Помните поход калмыков на кумыков, во время которого и взошла звезда Бакунина? На самом деле донесения честолюбивого переводчика (тогда еще без кавычек) Бакунина о самостоятельной игре Аюки не стали для царя Петра неожиданностью. Потому что незадолго до этого «переводчик» Тевкелев доносил в Центр: «…будучи в калмыцких улусах при Аюкае-хане узнал от калмыка Олдоксана, что Аюка-хан, узнав о подходе российского войска к Астрахани, отправил от себя посланца к кумыкскому владельцу, черкаским князьям и Бахтыгирею салтану с такими словами: «российского войска идет множества на низ, может быть на них, и чтобы они о том береглись» [96] Там же ».