Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь

Так, буквально за несколько месяцев, стараниями Тевкелева позиции России в Степи усилились многократно, а противники «русской партии» оказались если не посрамлены, то сильно ослаблены. И вроде бы все стало хорошо, но потом опять все испортилось.

Проблема была в казахской «вольности народной». Не привыкшие ни к какой власти казахи делали что хотели, частенько «подставляя» при этом Тевкелева. Причем пакостили все — и «противные», и «верные» казахи. После очередной выходки неуправляемых вольнолюбивых самовольщиков Абулхаир и Букенбай уже и не знали, что и сказать Тевкелеву, как оправдаться. Я, честно говоря, даже сбился со счету, сколько раз в записках Тевкелева встречается фраза: «На что Букенбай, сожалея, ответствовал: «Что же делать, когда такой самовольной народ». Потом, когда эти выходки разозлили уже и Букенбая, [109] После того, как даже не «противные», а вполне себе присягнувшие России казахи разгромили и разграбили большой русский торговый караван полковника Гарбера, отправленный через земли новых «подданных» в Хиву. тон букенбаевых объяснений стал гораздо жестче: «де их скора успокоити невозможно, понеже-де их киргис-кайсаки безмозгия, яко скотины неразсудливьи». Но, успокоиться казахи упорно не желали, и после очередной выходки [110] Описанной Тевкелевым так: «Из Средней орды и из Малой орды киргис-кайсаки воровскими набегами у башкирцев отогнали лошадей с 1000» этот авторитетный «полевой командир» раз и навсегда подвел черту под подобными разговорами: «На то сказал, что о плутовских киргис-кайсацких поступках он уже сам стыдится и говорить-де об них он, Букенбай-батыр, больше не хочет».

Но это еще полбеды. Беда была в том, что в «подставах» от казахов не отставали и самые что ни на есть российские подданные из «степного подбрюшья России». Причем пакостили — как нарочно выбирая время. Отчаянные усилия Тевкелева вроде бы только начинали приносить плоды, только дела шли на лад и обстановка немного успокаивалась — тут же «российско-подданные» выкидывают какой-нибудь кунштюк, многомесячные усилия идут прахом, и российский посланник вновь вынужден балансировать на острие ножа, борясь не за дипломатический успех даже — за жизнь свою.

Взять тех же каракалпаков. Только они записались в подданные Империи, только продемонстрировали готовность служить новому сюзерену, отпустив башкир — как яицкие казаки нападают на большой каракалпакский торговый караван, отправленный к калмыкам. Причем не просто грабят его, а жестоко вырезают всех — из 125 человек лишь 18 человек было уведено в плен, а остальные там и легли. Как так, спрашивают Тевкелева тут же прибывшие к нему посланцы, «что-де им, каракалпакам, будет из того польза, что они пришли в подданство Российской империи, ежели российские подданные их так будут разорять?». Согласитесь, резонный вопрос — почему одних подданных Империи, едущих торговать к другим подданным Империи, третьи подданные Империи вырезают практически поголовно, что и впрямь было ни в какие ворота даже по тем жестоким временам. И что ему на это ответить?

Тевкелев-то со своими дипломатическими способностями и многолетними навыками оперативной работы среди степных народов в итоге все-таки вывернулся и каракалпаков успокоил. Сказал — дескать, а почему купцы ко мне за охранной грамотой не заехали? Откуда, мол, казакам было ведать, что вы больше не дикий народ, а подданные императрицы — они же про присягу каракалпаков знать не знали! Но это было именно что умение переспорить — на деле-то русский посланник лучше многих понимал, что правы каракалпаки в своем недоумении, от начала до конца правы.

Не успел эту проблему разрешить — пришла беда посерьезнее. Взбунтовались калмыки, предводительствуемые тевкелевским старым знакомым Доржи Назаровым и сыном его Лобжей. Да не просто взбунтовались, а прислали гонцов к казахам, призывая вместе идти резать урусов да жечь русские города.

Это была уже не проблема — это была беда. Бунт калмыков грозил такими реками крови, в сравнении с которыми сотня вырезанных каракалпаков показалась бы шалостью вроде снежка в спину. И снова Тевкелев, как ошалевший метался по степи, пытаясь удержать от участия в этом многообещающем мероприятии хотя бы самых верных степняков вроде Букенбая и Абулхаира. И убедительно разглагольствовал при этом, что сила калмыков, которой он еще пару месяцев назад пугал казахов, просто тьфу и слова доброго не стоит, «что Калмыцкая орда — ветер, а Российская империя — непоколебимый столб».

И снова усилилась противная партия, и снова собирались казахи по тевкелевскую душу, и, не таясь, «шалили» возле русских земель, «шалили» демонстративно, и, едучи с добычей обратно, в голос похвалялись, что «и Тевкелева разкосуем в скорых числех».

Тогда, с калмыками, Тевкелеву, действуя через верных казахов, все-таки удалось если не загасить, то хотя бы сбить этот готовый полыхнуть пожар. Да еще и коллегам, работающим на Волге, со своей стороны помочь, отправив через Яицкий городок донесение старому знакомому еще по калмыцким делам — полковнику Беклемишеву. [111] Василий Пахомович Беклемишев, этот знаменитый полевой игрок, работавший с калмыками, вот уже третий раз появляется на страницах нашего романа, но всякий раз — за кадром. К сожалению, он так и не выйдет на сцену, подробно рассказать о нем я не смогу — нельзя объять необъятное. Но Тевкелев уже понимал, что потушить пожар ему не дано, он может лишь на время сбить пламя, а угли так и останутся тлеть, чтобы взвиться рано или поздно огнем, жадно пожирающим все вокруг.

И действительно — все посольство Тевкелева это непрекращающаяся череда «ну вроде успокоилось» и «ну вот, опять началось». Причем отличиться успели все степные жители. То какой-то лихой летучий отряд башкир захватит идущих к Тевкелеву связных — в том числе и людей Букенбая и Абулхаира — и долго вымучивает из них имущество в самом прямом смысле слова. То общеказахский курултай, которого Тевкелев ждал полгода, окажется сорванным из-за нападения джунгар. То калмыки ограбят казахов, то казахи побегут воевать с хивинцами, то аральцы поссорятся с казахами, развернутся и уйдут, сорвав совместный поход и оставив сына Абулхаира один на один с разъяренными горожанами, то туркмены ударят с тыла. И такая дребедень — каждый день, причем все это — не считая междоусобных свар, которые вообще не прекращаются никогда.

Знаете, про что я думал, когда читал записки Тевкелева? Про то, что сейчас это степное пограничье очень сильно романтизируют. Статьи пишут про «край вольных людей», фильмы снимают что про казаков, что про казахов с одним и тем же лейтмотивом — вот, мол, были люди, которые ни перед кем шеи не гнули, и не терпели над собой никакой власти. Вот только все забывают, что «никакой власти» обычно означает вовсе не свободу, а власть любого. Власть каждого, кто сильнее тебя.