Иван Беловолов - Истра 1941

Сидим в кустах у самого края дороги. Мимо нас вихрем промчался вражеский мотоцикл. Хотелось швырнуть в гитлеровца гранату, но Гриневский не подал сигнала, а самовольничать в таких условиях нельзя.

Вдруг раздался оглушительный залп минометной батареи. Приподнявшись, я увидел, что вражеские минометчики расположились от нас метрах в 200–300. Даже разглядел огонек, горевший в блиндаже, и сыпавшиеся из высокой железной трубы искры. Пересек дорогу и обнаружил на другой ее стороне два телефонных кабеля, тянувшиеся вдоль кювета; штыком от винтовки Гриневского я перерезал оба провода и возвратился назад.

Мы решили прекратить наблюдение, выбрать подходящий объект и напасть на него. Лучше всего обстрелять и сжечь машину, и хорошо бы — штабную.

Вскоре наш слух уловил натужное гудение мотора — машина шла к нам. Как только она дошла до условленного места, Айспур выстрелил. Желтый свет фар заметался из стороны в сторону. Грузовик влетел в кювет и остановился. В кузов полетели гранаты и зажигательная шашка Гриневского… Мы побежали в лес. Бежим и слышим, как шумит горящая шашка. Пылает брезентовый чехол, что-то хлопает и рвется. Послышались крики — это прибежали к машине минометчики.

Стемнело. Пора возвращаться. В 5. 30 мы должны выйти в расположение своих частей, так как в 6.00 наша артиллерия начнет обработку переднего края обороны противника и мы можем оказаться под огнем своих пушек.

К знакомому оврагу возвращались долго. Часто меняли направление, чтобы не попасть в засаду, и прошли мимо него по другой стороне.

Скоро отдых. На душе легко, настроение отличное. Ведь мы совершили диверсию и добыли ценные данные о противнике. Забыв всякую предосторожность, первым иду по протоптанной в снегу тропинке. Ножом перерезаю встретившийся на пути телефонный кабель в одном месте, а метров через 70 — в другом. Отдаю конец провода Гриневскому и прошу его смотать и забросить подальше, а сам быстро ухожу от товарищей вперед. Винтовка в левой руке, в правой — граната. Огибаю густой кустарник, выхожу на широкую поляну, подхожу к группе молодых березок и… замираю в двух метрах от вражеского часового. Он стоит ко мне спиной. На утоптанной площадке установлен пулемет. Рядом лежит винтовка, под березкой — телефонный аппарат и жестяная коробка с пулеметной лентой.

Часовой укутан в плащ-палатку. Он очень высокий, гораздо выше меня. Широченная спина горбится от холода.

Медлить нельзя. Но я словно бы перестал соображать. Между тем гитлеровец, переступая с ноги на ногу, медленно повернулся ко мне. Я увидел его пилотку с эмблемой СС, поверх которой был надет теплый женский головной платок. Отбросив винтовку в сторону, ударом головы в подбородок опрокидываю часового на землю и сажусь на него верхом. Гитлеровец двигает обутыми в эрзац-валенки ногами, ищет опору, чтобы сбросить меня. Я наваливаюсь на него, держу за руки и упираюсь коленом в его живот. Нет, говорю себе, шалишь, на вылезешь… Тут, к счастью, подошли мои товарищи.

— Возьмите его, ребята, — говорю я товарищам и слезаю с гитлеровца. Затем, легонько ткнув его в бок, командую: — Встать!

Но у фашиста нет желания подниматься, он только повернулся и лег на живот, а потом вдруг как закричит! Понимая, что на его крик сейчас сбегутся враги и тогда нам несдобровать, я схватил винтовку Гриневского. Испустив последний вздох, он умолк…

Уже слышался торопливый скрип шагов по снегу: было ясно, что нас обнаружили.

Гриневский схватил свою винтовку и торопливо пошагал вслед за Айспуром и Торопчиным, а я стал искать свою винтовку, которая словно сквозь землю провалилась. Какой срам! Винтовка за № НГ-1319 была моей гордостью. Сколько я за нее благодарностей получил! Как же я вернусь без нее?

На снегу возле пулемета лежит вражеская винтовка. Схватил ее, проверил: заряжена! Хватаю телефон и забрасываю его в сугроб. Провод, привязанный к березе, обрывается. Беру пулемет, жестяную коробку с лентой — и бегом за товарищами!

Бегу изо всех сил и не могу их догнать. Наконец настигаю. Они стоят, тяжело дыша. Айспур дает мне мою винтовку. Оказывается, это он ее унес. А я-то искал! Молодец Артур, спасибо. Передаю ребятам свои трофеи.

Теперь моя винтовка у меня за спиной, а в руках трофейная. Мы уже собрались двинуться в путь, как услышали громкий крик на немецком языке:

— Тревога!

Крик был резкий, надрывный, много раз повторяющийся — это обнаружен убитый нами фашист.

Мы остановились, слушаем, что будет дальше. Гитлеровцы, обнаружившие убитого часового, открыли пулеметную стрельбу. Сначала они стреляли в противоположную от нас сторону, затем пули засвистели у нас над головой. Мы присели. Когда же стрельба прекратилась, мы осторожно двинулись к линии фронта. Идем густым лесом, кругом тихо, и вдруг слышим совсем близко от нас тяжелый кашель простуженного человека. Это, безусловно, враг. Вот он стоит с винтовкой наизготовку. На фоне заснеженных елей он прекрасно виден в своей темной плащ-палатке. Нас он не видит, хотя мы стоим почти рядом. Время от времени, чтобы согреться, часовой пританцовывает на месте.

Тихо ретируемся назад и обходим «бдительного» часового. Виктор Гриневский почему-то не решается переходить линию фронта в этом месте, вероятно, из-за поднятого нами шума. Мы отходим глубже во вражеский тыл, стараясь уйти подальше от места, где сейчас гитлеровцы обнаружили убитого.

К сожалению, мы не знали, что линия фронта здесь резко изогнулась, и поэтому ушли от нее слишком далеко. А проще сказать, мы заблудились и вскоре вышли к тому месту, где нами была сожжена автомашина. Посоветовавшись, мы решили двигаться прямо на восток.

Долго идем молча. Перед нами огромное, засыпанное снегом пахотное поле. Опять иду первым: я ведь сапер и хорошо знаю, как ставятся мины. Густой мрак. Противоположного края поля не видно. Но вот наконец добрались до межи, за ней — мелколесье. Устали, едва волочим ноги.

Мы с Айспуром ворчим на старшего сержанта Гриневского за его нерешительность при встрече с постовым. Надо было его просто пристукнуть и перейти к своим. Павел Торопчин молчит, он весь потный: устал тащить пулемет и коробку с патронами.

Вошли в лесную чащу — здесь держи ухо востро! Заиндевевшие деревья и кусты фантастичны в своем виде, поэтому мы часто принимаем их то за вражеские танки, то за орудия, то даже за замаскированные самолеты. При этом всякий раз мы готовы применить наши зажигательные шашки. А когда увидим, что ошиблись, начинаем подтрунивать друг над другом — нашел, мол, военный объект противника!

Я устал, наверное, больше всех, так как почти все время иду первым. Большое нервное напряжение. Я ведь знаю язык врага и готов говорить с немцами, чтобы в нужный момент дезориентировать их и сойти за своих.